Взгляд эзотерика на историю европейской философии

Историю философии можно писать по-разному. Можно рассматривать её как историю или как философию. Можно подчеркивать различные попытки провести различие между понятиями, или объяснять различный вклад философов в псевдорешения философских псевдопроблем, или концентрироваться на различных принципах, или критиковать, демонстрируя противоречия внутри философских систем, или выводить идеи за их рамки, не понимая сути жизне- и мировоззрений философов в целом.

Нижеследующий очерк исходит из описания реальности, содержащегося в эзотерической ментальной системе пифагорейцев (главы 1.4-1.41), и пытается показать попытки, в целом безуспешные, философов хотя бы уловить проблеск этой реальности. В этой связи использовались и другие идеи и факты, всё больше которых предоставляли человечеству наши старшие братья. Без того, что было сказано выше, нижеследующее будет «висеть в воздухе». Очерк - это попытка освободить человечество от его зависимости от спекуляций творческих фантазий философии и научить людей мыслить самостоятельно.

Так называемая теоретическая философия (мировоззрение) делится на онтологию, метафизику, космологию, психологию и теорию познания, а так называемая практическая философия (жизневоззрение) - на этику, правовую, политическую и социальную философию.

Во всех этих вопросах проницательные и глубокие философы придерживались различных мнений. Поскольку жизневоззрение должно основываться на мировоззрении, они не смогли договориться даже по «практическим» проблемам.

Разногласия неизбежны, поскольку философские проблемы не могут быть разрешены без знания фактов существования, а эти факты отсутствовали. Невозможно правильно сформулировать проблемы до тех пор, пока не будут известны правильные ответы. Человек должен обладать знанием, прежде чем он сможет разумно задавать вопросы. В том виде, в каком они были сформулированы, они являются абсурдными и неразрешимыми псевдопроблемами.

Эзотерическим аналогом «онтологии» (учения о реальности) философии является учение о материи, её происхождении и составе (эзотерическая химия).

Метафизика стремится объяснить движение (процессы в природе, процесс проявления) и эзотерически является наукой об энергиях, их происхождении и природе (эзотерической физикой). В просторечии термин «метафизика» применяется ко всему сверхфизическому. «Метафизика» философии - это спекуляция невежества, и её не следует смешивать со «сверхфизикой» эзотерики. Непосредственным пониманием эзотерики обладают только те, кто обладает этим знанием латентно (вспоминает заново).

Космология - это учение о вселенной, о происхождении миров и т.д. (эзотерическая астрономия).

Психология - это учение о сознании.

Теория познания, или эпистемология, - это проблема возможности познания и т.д. Эта псевдопроблема, которая была главной проблемой философии со времен Локка, Юма и Канта, будет устранена, когда человек приобретет знание о реальности, жизни и основных фактах существования.

Этика (концепция правильного) стремится решить, что является правильным и неправильным, что является правильным действием и правильным мотивом для действия. Эти основы концепции правильного в конечном счете определяются представлениями индивида о смысле и цели существования с точки зрения его взгляда на реальность и жизнь. История философской этики - это изучение всех различных концепций правильного, выдвинутых людьми, не имеющими представления о жизни.

Необходимо, чтобы три абсолюта (материя, движение, сознание; совокупность существования), существующие для всего сознания, были доступны прямому, непосредственному, нерефлексивному восприятию самым элементарным сознанием (также сознанием животных). С точки зрения здравого смысла человека, они должны рассматриваться как наиболее очевидные из всего, как простейшее применение закона тождества: это есть это. Эту основную проблему философии, самую очевидную из всех проблем, философы ещё не смогли разрешить. «Реальность мне дана» (Тегнер); то, что является непосредственным, является таким простым, но было превращено в неразрешимую проблему.

Пифагор объяснил, что реальность имеет три аспекта, которые неразрывно связаны друг с другом, не смешиваясь друг с другом и не трансформируясь друг в друга, что все три необходимы для правильного понимания реальности.

Троица существования состоит из:

• аспекта материи,
• аспекта движения (аспекта энергии),
• аспекта сознания.

Односторонность спекуляций в отношении теории познания видна в том, что каждый из трех передовых философских способов рассмотрения сумел открыть только одну сторону действительности, но не пифагорейский синтез.

Ученые утверждают, что «всё есть материя». Субъективистские философы Запада и Востока утверждают, что «все есть сознание». Физики-ядерщики теперь ратуют за то, что «всё есть энергия». На их глазах наблюдаемая физическая материя растворяется в «ничто», или в энергетические явления, и они сразу же заключают, что «материя растворяется в энергию». Только эзотерики знают, что она растворяется в другую материю, невидимую для физиков, энергетический эффект которой неизмеримо больше, потому что другая материя имеет более высокую молекулярную структуру.

Эту единственно правильную концепцию реальности Пифагор называл гилозоикой (духовным материализмом), устраняя тем самым противоположность духа и материи и объясняя, что «дух» есть неразрушимое сознание атомов.

Пифагор осознал, что каждый, кто в физическом мире хочет приобрести как можно более точное восприятие реальности, должен исходить из аспекта материи как неизбежной основы научного исследования. Это и было блестяще подтверждено. Естествознание доказало свое превосходство не только в технологическом отношении, но и в том, что оно представило наименьшее число заблуждений. Тот, кто осознал действенность здравого смысла в физическом мире, уже не так легко становится жертвой иллюзий эмоционального воображения, фикций ментальной деятельности и существующих до сего времени идиологий жизненного невежества.

Западные люди исходят из объективного аспекта материи, индийцы - из субъективного аспекта сознания. Космос состоит из ряда атомарных миров разной степени плотности. Все высшие миры охватывают и пронизывают все низшие миры. Восприятие реальности (абсолютное восприятие сознанием аспектов реальности) различается в разных мирах в зависимости от различий плотности первоатомов в материи, что приводит к различиям в измерении, длительности, материальном составе, движении, сознании и закономерностей. Восточный человек совершает логическую ошибку, называя восприятие реальности «иллюзией», потому что оно меняется с каждым миром.

В современных учебниках по истории философии философская мысль начинается примерно с 600 год до н.э. Этот период, напротив, является периодом, знаменующим несомненный упадок греческой культуры, а вместе с ней и так называемых мистерий. Именно для того, чтобы противодействовать предвиденному падению, Пифагор (около 700 года до н. э.) основал колонию (названную Кротона) за городом Таормина на Сицилии, население которой должно было однажды уничтожить колонию и убить его самого. Существует три различных легенды о Пифагоре. Всё сказанное о нем ложно, далеко от истины, поскольку Пифагор был сущностным Я (46-Я) и основателем ордена эзотерического знания.

Членам этого ордена под обетом сохранения тайны, как и в первоначальных мистериях, передавалось то знание реальности, которое невежество всегда искажает и которым властолюбие всегда злоупотребляет.

Орден имел несколько степеней. На низших ступенях знания передавались в форме мифов. На более высоких ступенях давалось всё больше толкований символов. Некоторые из этих мифов, даже искаженные, стали известны потомкам.

Высшим посвященным было дано знание о существовании более высоких материальных миров, чем физический. Вся материя состоит из первоатомов, которые Пифагор называл монадами (наименьшими возможными частями первоматерии и наименьшими точками опоры для индивидуального сознания). Эти монады неразрушимы, из-за чего не может быть никакой смерти, только распад формы. Как только потенциальное сознание монад пробуждается к жизни, их развитие сознания продолжается в череде природных царств во всё более высоких мирах, пока они не достигнут высшего божественного царства.

Пифагорейцы символически записали учение своего учителя, помимо прочего, о трех равноценных аспектах существования. Он учил, что смысл жизни - это развитие сознания, что «сознание спит в камне, видит сны в растении, пробуждается в животном, становится самосознанием в человеке, сознанием единства в пятом природном царстве и всеведением, охватывающим всё больше и больше, во всё более высоких божественных царствах».

На то, чему он ещё учил, отчасти намекают последующие эзотерические (так называемые досократовские) философы.

Коперник, Галилей и Джордано Бруно, среди прочих, имели доступ к копиям этих пифагорейских рукописей.

Вероятно, было неизбежно, что некоторые из эзотерических высказываний стали известны непосвященной общественности и стали предметом спекуляций воображения. Судя по всему, некоторые из посвященных приняли участие в этой игре воображения для того, чтобы направить дискуссию в область ментального анализа (который, конечно, выродился в бессмысленную изощренность) и тем самым развить способность мыслить у «необразованных».

Из истории философии известно немногим больше, чем имена некоторых из этих досократовских философов. Неизвестно даже, когда они родились. Всё, что известно о них, - это легенды и попытки разумного невежества истолковать символические стихи и остальные фрагменты приписываемых им произведений.

Все досократовские философы были гилозоиками. Даже от их предполагаемой мудрости не осталось ничего, кроме нескольких скудных высказываний. Один этот факт должен был заставить относиться к ним с осторожностью.

Эти мудрецы обладали знанием реальности, которого не хватает современным ученым. Типичным признаком традиционной непредвзятости является то, что они выдвигаются в качестве примеров «первых попыток мышления». И это несмотря на утверждение о том, что о них известно следующее:

Они учили, что неподвижные звезды - это солнца; что планеты вращаются вокруг Солнца, светят отраженным светом и когда-то были жидкими массами, отделившимися от Солнца. Они описывали периоды обращения Солнца и Луны, предсказывали затмения Солнца и Луны. Они знали, что Земля круглая, давали правильные цифры относительно её размеров. Они высказывались о самых фундаментальных понятиях и самых трудных проблемах, например, о механических или целесообразных причинах процессов в природе.

Этим людям потомки приписали самое примитивное невежество; что они будто бы дали абсурдные объяснения того, из чего состоят вещи и как все возникло. То, что просматривается в этих фрагментах, полностью символично и свидетельствует о том, что эти останки когда-то принадлежали к писаниям, предназначенным для «посвященных». (Настоящее знание передавалось только в тайных орденах знания.) Их также не интересовала практика остроумия и глубокомыслия. В этом отношении логика вообще не продвинулась вперед за 2500 лет. Философы по-прежнему применяют противоречивый «закона противоположностей», хотя понимание перспективным мышлением значимости релятивизации (принцип всеобщей относительности) в последнее время дает о себе знать. Они так же далеки от высших ментальных способностей, как и их собратья пару тысяч лет назад. Эзотерик, который «знает, как мало людей способны мыслить и что ещё меньше людей способны мыслить правильно», улыбается, читая, как некоторые из этих высказываний, приписываемых мудрецам, были истолкованы и искажены.

«Всё произошло из воды» (Фалес, первый общеизвестный гилозоик). Это намек на то, что твердое агрегатное состояние кристаллизовалось из жидкого. Это было эзотерическое положение, которое было приведено в древней Каббале халдеев, которую евреи позже переработали. Именно поэтому, «согласно Моисею», дух создал всё, «паря над водами».

«Все возникло из воздуха» (Анаксимен). Жидкое состояние возникло из газообразного.

«Все произошло из огня» (Гераклит). Огнем называлось эфирное агрегатное состояние. Всё должно было быть эфиром, прежде чем оно смогло стать газообразной, жидкой и твердой материей. Они не могли пойти дальше «огня», не выдав секретов. Сверхэфирное агрегатное состояние позже получило латинское название «quinta essentia» («квинтэссенция»).

Анаксимандр учил, что космосы, которых существует неограниченное количество (!!), происходят из хаоса и что каждый космос развивается сам по себе. Говоря это, он провозгласил две величайшие истины эзотерики. И это называется примитивной спекуляцией!

Когда Ксенофан на своем символическом языке объясняет, что Вселенная есть бог и что божество сферично, он приводит некоторые эзотерические факты. Космос - это сфера, или шар, в первоматерии, которая является поистине безграничным пространством. В то же время космос - это космическое коллективное сознание, которое является высшим божеством. Неудивительно, что он резко критиковал антропоморфизм!

Парменид проводил различие между видимым (феноменом) и мысленным (ноуменом), терминами, которые позднее были неправильно использованы, особенно Кантом. Например, понятие стола как ментальное понятие остается неизменным, как только оно получает свое определение, в то время как его физическое соответствие может изменяться и иметь различные формы и цвета. Если с этой точки зрения кто-то хочет рассматривать «мир понятий» как «истинное бытие», то он, конечно, может это сделать. Парменид показывал на остро сформулированных примерах, как мы запутаемся в противоречия и придем к абсурду, если попытаемся постичь реальность посредством наших сконструированных понятий. Если бы парменидовское различие между феноменом (физическим существованием) и ноуменом (понятием) было правильно понято, то понятие как субъективная реальность не было бы смешано с его объективным физическим соответствием, и люди увидели бы, среди прочего, различие между основанием и следствием в логике и причиной и действием в физическом мире.

Зенон неопровержимо доказал, что «стрела в полете неподвижна» и что «Ахилл не может догнать черепаху, если та уже стартовала», и другие вещи. Очевидно, что до сих пор не понятно, что он имел в виду под этими доказательствами. На самом деле, нас обманывает наш субъективный разум, поскольку логические доказательства, которые субъективисты считают убедительными, в действительности абсурдны. Основная идея состояла в том, что мы не можем объяснить существование обычными средствами разума, что экзотерическое знание, ограниченное физической реальностью, остается фикцией.

Гераклит объяснил, что всё находится в движении, находится в состоянии вечного изменения и перемены. Это эзотерическая фундаментальная аксиома, касающаяся аспекта движения в существовании. Он также учил, что мир развивается циклично, что все изменения происходят в соответствии с вечными законами природы, которые являются единственным неизменным во Вселенной. Всё это эзотерика!

Эмпедокл составил и систематизировал то, что до сих пор было разрешено сделать экзотерическим. Он также учил понятиям притяжения и отбора, идее перевоплощения и проповедовал против употребления мяса.

Демокрит был первым, кто особо подчеркнул аспект материи.

Пифагор учил, что существование состоит из ряда взаимопроникающих материальных миров различной степени плотности. Каждый мир состоит из атомов своего собственного типа. Атомы низших миров содержат атомы всех высших миров. Таким образом, существует целый ряд различных видов атомов.

Демокрит пытался, в пределах допустимого, построить экзотерическую теорию природы материи. Для этого он ввел понятия «пустоты» и «падения» атомов. Чтобы объяснить свойства материи, он совершил досадную ошибку, разделив их на объективные (форма, плотность, вес) и субъективные качества. С тех пор это неудачное псевдорешение преследовало философию. Демокрит также учил, что движение атомов определяется «слепой необходимостью» (ананке), то есть механическими причинами, а также что душа имеет материальную природу (подразумевается, что она является материальной оболочкой для монады).

Демокрит знаменует собой начало философии, или известной экзотерической спекуляции, и поэтому вполне оправданно говорить, что «материализм» (собственно физикализм) так же стар, как и философия (субъективизм).

Культуры создаются кармическими группами, находящимися на более высоких стадиях развития культуры и гуманности. Когда их работу берут на себя кармические группы, находящиеся на более низких стадиях, наступает более или менее быстрый упадок. Это происходит не только потому, что у этих индивидов отсутствует приобретенный, латентный жизненный опыт, который является предпосылкой здравого смысла и правильного инстинкта жизни, но и потому, что несправедливость с её эгоистической ненасытностью (эксплуатацией), бесчеловечностью (рабством) и всеобщей коррупцией всё больше заявляет о себе. Мировая история была названа мировым судом. Она являет собой вечный пример действительности закона посева и жатвы.

Секрет превосходящей культуры греков заключается в том, что все их ведущие деятели в области философии, науки и искусства были посвященными орденов эзотерического знания. Софисты (как и современные люди) не только не знали смысла и цели жизни, но и неспособны её понять.

Еще до того, как появились софисты, мистерии вместе с оракулами и т.д. пришли в глубочайший упадок. То, чему учили, стало просто поверхностой верой и, следовательно, предметом сомнения. Если бы это было иначе, то явление, подобное софистам, было бы невозможно.

С софистов началась та спекуляция воображения жизненным невежеством, которая называется философией. Они были первыми теоретиками познания. Софисты не были посвященными. Они усвоили доступную им экзотерическую науку. С неоспоримым остроумием они осознали, что это обучение не дает им знания о реальности. Таким образом, экзотерическая наука не могла быть столь примитивной, как это утверждают историки философии. Подобно Локку в более поздний субъективистский период, они считали, что человек поступает неправильно, что вместо того, чтобы пытаться исследовать материальный внешний мир, он должен начать с исследования возможности познания внешнего мира разумом.

Протагор, самый выдающийся из софистов, считал, что «человек есть мера всех вещей». Знание - это отношение между воспринимающим субъектом и воспринимаемым объектом. Качество объекта зависит от воспринимающего субъекта (Кант). К этому субъективизму прибавился индивидуализм. Разные субъекты воспринимают объекты по-разному, и они всегда таковы, какими кажутся индивиду. Всё существование - это личное восприятие индивида. Мы не можем знать, существует ли реальность, независимая от этого восприятия (Юм).

Эти утверждения уже отражают так называемую проблему реальности теории познания, ту псевдопроблему философского субъективизма, которая до сих пор не раскрыта. Если онтология (учение об аспекте материи в существовании) и метафизика (учение об аспекте движения в существовании) вместе с психологией (учением об аспекте сознания) не могут предоставить требуемых фактов о реальности, то никакая теория познания тоже не поможет. В лучшем случае это будут безуспешные попытки объяснить ту реальность, которая остается недоступной для обычного индивида. Эзотерика утверждает, что только сознание, без инструментов или вспомогательных средств, может исследовать весь аспект материи, что высшие миры могут быть изучены органами восприятия, ещё не развитыми у обычного индивида, что вся материя обладает сознанием и что это сознание, когда оно стало самоактивным, может исследовать свою собственную материю. Она утверждает, что всё есть прежде всего то, чем оно «кажется», но в то же время всегда нечто совершенно иное и бесконечно большее, «великое неизведанное». Этот логический абсолют («это есть это» закона тождества), различный в разных мирах, субъективисты никогда не понимали.

Мудрецы хотели обратить внимание на многие проблемы физического мира, поскольку этот мир является единственным миром, о котором обычный индивид может обрести знание. Он должен сначала освоиться в этом мире и решить проблемы физической жизни, прежде чем он приобретет требуемую способность для решения несравненно более трудных проблем высших миров.

Легко понять, как невежество пришло к субъективистскому восприятию существования. Наши чувства иногда обманывают нас, поскольку наш организм и мозг не всегда функционируют идеально. Если затем мудрецы говорят нам, что материальные объекты состоят из атомов, которые мы не можем видеть, то почти сразу же напрашивается вывод, что эти объекты должны быть чем-то иным, чем они кажутся. Если эту идею развивать и дальше, то в конце концов всё будет лишь видимостью. И если эту мысль повторять достаточно часто, человек в конце концов не сможет осознать, что внешний мир должен быть реальностью.

В отличие от субъективистов объективисты утверждают, что сознание может быть как субъективным (разумом), так и объективным (чувства), что при наблюдении внешней, материальной реальности сознание прямо и непосредственно определяется этой реальностью, что только объективные факты об объективной материальной реальности, установленные в объективном сознании, могут дать знание о внешнем мире. Без объективного сознания мы теряем себя в субъективности. Это особенно очевидно для тех, кто в своих высших оболочках в высших мирах способен убедиться в этой объективности.

Софисты были «философами просвещения» Древней Греции. Они отвергали всё, чему традиционно учили, всё в миро- и жизневоззрении. Они анализировали всё мыслимое, особенно восприятие реальности, религию, правовые понятия и формы правления. Случилось так, как и должно было случиться, когда обычный индивид со своими чрезвычайно ограниченными ресурсами отваживается разрешить загадку существования: бесплодные догадки обо всем, что не может быть непосредственно установлено в физической реальности. Беспокойное размышление начинает свою разрушительную работу, разрушает все понятия, заимствованные из эзотерики, не подозревая, что они обозначают «неизвестную» реальность. Человек не понимает, что эти вспомогательные понятия выполняют важную функцию. Они делают возможной дальнейшую ментальную работу до тех пор, пока мы не приобретем полное знание соответствующих реальностей и не сможем заменить вспомогательные понятия более точными понятиями.

Согласно эзотерике, видимый мир составляет около одного процента аспекта материи всей реальности. Обычный индивид может быть величайшим ментальным гением, но он глубоко невежественен в отношении существования. Он ничего не может знать о смысле и цели жизни, о том, что в этом отношении истинно и ложно, правильно и неправильно. Он не в состоянии сформировать для себя подлинно разумное миро- и жизневоззрение.

Несмотря на то, что ранние софисты были серьезными исследователями, всё это вскоре выродилось. Поскольку все концепции имели свое так называемое обоснование, каждый должен был позволить свету своего гения засиять в сгущающейся тьме нарастающего эмоционального и ментального хаоса. Были выражены самые разнообразные мнения, составив в конечном счете спектр всего произвола самодовольной, суверенной лжемудрости у так называемых самостоятельных мыслителей, находящихся на промежуточной стадии между дедуктивным мышлением и принципиальным мышлением. Переоценивая свои новые способности, они воображают, что могут мыслить в соответствии с реальностью, будучи неспособными увидеть надуманность своих гипотез.

Некоторые придерживались мнения, как позже и Руссо, что человеческая природа добра, а культура зла, что все люди рождаются равными и что законы были учреждены теми, кто находится у власти, чтобы угнетать людей Другие, как позже Ницше, считали, что природа выше добра и зла, что мораль - это изобретение слабых, чтобы обезоружить сильных, и что единственной разумной формой правления является аристократия.

Софисты, будучи учителями риторики, обещали обучить, разумеется, за звонкую монету, любого политического авантюриста или так называемого социального реформатора искусству искажения слов риторики и юридической казуистики. Они развили искусство спора, эристику, которая своими уловками оставляла любого противника без ответа. Единственное, что имело значение, - это победа в споре. Они дошли до того, что в конце концов попытались доказать, что черное - это белое, и выставить худшее дело лучшим, в результате чего слово софист (учитель мудрости) стало ругательством.

Растущие политизация и демократизация всего постоянно снижали, как это всегда бывает, стандарты искренности, надежности и компетентности. На смену им пришли предприимчивость, презрение к авторитетам и болтливость. Всё не так хорошо, как есть. Всё старое должно быть отвергнуто. Лжемудрость знает, как всё должно быть сделано. Изменение - это то же самое, что и улучшение. Просто снесите, чтобы получить воздух и свет, и всё снова выстроится в бесплодной пустыне. (Конец этого мы видим в пустынях и развалинах.) Лучший способ получить совершенный космос - это вызвать хаос. Лучший способ возбудить зависть - это создать преувеличенную картину того, насколько лучше живут другие. Лучший способ вызвать недовольство и дух бунта - это обещать удовлетворение ненасытного эгоизма. Поскольку притязания возрастают по мере удовлетворения требований, безответственная демагогия привела в движение слепую силу природы, которая не будет остановлена до тех пор, пока национальная нищета не станет свершившимся фактом, пока диктатура не положит конец безумию. Но, конечно, «бедность переносится спокойно, когда всё делится поровну». Отсутствие причин для зависти, кажется самым существенным.

Софисты своими учениями, лишенными принципов и системы, вызвали всеобщий сумбур понятий. Противодействовать этому пытались три мужественных человека. Они видели, что всё это может привести только к интеллектуальному упадку, социальной и экономической катастрофе. Но реакция пришла слишком поздно, чтобы предотвратить опустошение. Интеллектуальное вырождение зашло слишком далеко. Способность понимать что-либо по-настоящему разумное проявлялась все реже. Даже способность постигать уменьшилась.

Тремя великими были Сократ, Платон и Аристотель.

Сократ стремился найти те исходные основные понятия жизневоззрения, которые были латентны у него, но которые ему так и не удалось актуализировать. Он тщетно искал ту систему, в которой понятия обретают твердость, будучи помещенными в свои правильные контексты. Несмотря на похвальные попытки, он лишь в исключительных случаях достигал принципиального мышления.

Платон и Аристотель обладали эзотерическим знанием. Но поскольку они были ограничены использованием экзотерических фактов и способов представления, они потерпели неудачу в своих попытках, поскольку только используя фундаментальные факты и идеи эзотерики, можно построить действительно разумную и целесообразную систему мышления в соответствии с реальностью.

Субъективизм софистов привел (как это логически и должно быть) к сомнению во всем. Их индивидуализм грозил выродиться в произвол и беззаконие. Их понятийный анализ разрушил все правовые понятия, подорвал все основы познания и деятельности. Это звучит почти как о наших собственных временах.

Чтобы противодействовать этому пагубному влиянию, в Афинах появился человек силы и воли, поразительного величия, Сократ, который могуществом своей цельной личности и энтузиазмом к взятой добровольно на себя задаче привлек к себе группу преданных учеников. Самый блестящий из них, Платон (которого потомки называли «божественным»), оказал большее влияние, чем любой другой философ, и это влияние будет длиться вечно. Читая его диалоги, можно почти представить себе, что слушаешь интеллектуальные дискуссии нашего времени. Темы, которыми он занимался, не подвластны времени.

Сократ сделал своей жизненной задачей наведение порядка во всеобщем хаосе идей. Он видел насквозь псевдофилософию софистов благодаря своему латентному более правильному восприятию, хотя и смог актуализировать его лишь частично. Благодаря своим превосходным диалектическим способностям, он смог бороться с софистами их собственным оружием. Его метод состоял в том, чтобы требовать объяснения того, что подразумевается под определенным понятием: например, добродетелью, справедливостью, мужеством, мудростью и т.д. В этом случае большинство людей готовы поделиться мудростью своего невежества. Ответы были просто обычными фразами и лозунгами, которые люди подхватили и считали, что понимают. Ловкими расспросами Сократ скоро давал им понять, что они не знают, о чем говорят. Тогда приходило время Сократу спросить, подойдет ли им «это объяснение». Те, кто были достаточно проницательны, понимали иронию.

Тот, кто поставил своей задачей научить людей видеть, что их воображаемая мудрость ничего не стоит, должен рискнуть и, возможно, не остаться невредимым в этой авантюре. В наши дни используется более «гуманный» метод убийства - молчание. Все те волнения и раздражение, которые софисты вызывали у консервативных людей, были обращены против Сократа. Они не хотели понимать во всей его жизненной деятельности ничего, кроме того, что они могли бы превратить в обвинение его в совращении молодых, распространении учений, подрывающих государство, и в том, что он является самым опасным из всех софистов. Этот человек, который пытался освободить людей от их бессмысленного привычного мышления и неразумного попугайства, был обвинен в бесчестии и приговорен к смерти собранием граждан. Ещё один яркий пример истинности лозунга Ватикана: «глас народа - это глас божий».

Материальная реальность не интересовала Сократа. Он считал, что мы знаем слишком мало, чтобы сформировать правильное мировоззрение. Так же он был убежден, что то жизневоззрение, которому учили великие мудрецы, является истинной мудростью жизни. Но поскольку он не был посвященным и, следовательно, не имел возможности вспомнить свои старые знания заново, он был ограничен исключительно подтверждением своего жизненного инстинкта к тому, что говорили древние. Он также не понимал, что жизневоззрение всегда основано на мировоззрении, что нормы поведения основаны на определенных условиях, что нужно иметь некоторое знание о том, как обстоят дела, чтобы иметь возможность сказать, какими они должны быть.

Сократ не проводил необходимого различия между постижением и пониманием. Те, кто понимает, имеют латентное знание из предыдущих воплощений. Они уже обработали это знание и, по крайней мере частично, смогли применить на практике. Человек может осознать то, что он понимает, а не то, что он может только постичь и что находится выше его уровня развития. Сократ смог осознать то, о чем он получил знание, и он думал, что другие могут понять и осознать то, что он с трудом мог заставить их постичь. Как только его ментальные вибрации улетучивались из мозгов слушателей, то, что он сказал им, было так же непостижимо, как и раньше, и, конечно же, невозможно для осознания.

Принципы древних он сделал своими собственными. Например, он считал, что лучше терпеть несправедливость, чем быть причиной несправедливость; что мы должны воздерживаться от несправедливых действий не из страха, а из чувства долга; что тот, кто живет так, как учили нас мудрецы, и видит во всем волю богов и довольствуется тем, что дает жизнь, обретет счастье и освободится от страха и беспокойства.

Сократ попытался определить понятия. В отношении них всё ещё царит большая неопределенность. Существуют объективные и субъективные, конкретные и абстрактные понятия. Особым видом исключительно субъективных понятий являются те плоды воображения невежеством, которые называются иллюзиями и фикциями. Эти плоды воображения не имеют основания в реальности.

Восприятие материального предмета (скажем, стола) объективно. В виде картины памяти этот опыт становится конкретным представлением посредством визуализацию предмета. Абстрактное понятие стола включает в себя все виды столов. Поэтому, определяя понятие стола, воображение должно вызывать из памяти столы всех форм и цветов. Понятие мебели - это более абстрактное понятие, чем понятие стола: оно содержит понятия стола, стула, шкафа, кровати и т.д. ещё более абстрактным понятием является понятие домашнего имущества, поскольку оно включает в себя понятия ещё больших видов предметов. Чем абстрактнее понятие, тем богаче его содержание и больше его объем. У обычных индивидов, чем больше объем понятия, тем меньше содержание его визуализации, поскольку способность обычного индивида к визуализации чрезвычайно ограничена, а незнание того, что входит в понятия, велико. От этого и зависит ошибочность общепринятой логики относительно содержания и объема, конкретного и абстрактного.

Тем не менее, определить объективные понятия, относящиеся к аспекту материи, относительно легко, поскольку существует объективность, то есть то, что может быть установлено всеми. Гораздо труднее определить все понятия, относящиеся к аспекту субъективного сознания. В большинстве случаев мы ограничиваемся общепринятыми, до некоторой степени произвольными, традиционными понятиями. Почти всегда мы будем вовлечены в субъективные оценки.

Чтобы правильно оценить действие, должна быть возможность выделить мотив. Фактические причины могут лежать в прошлых жизнях. Устанавливая, какие действия рано или поздно приводят к хорошим или плохим последствиям в жизненном плане, можно надеяться в конечном счете обрести знание законов жизни и открыть значение тех личных качеств, из которых проистекают действия.

В истории встречается огромное разнообразие оценок и восприятий. На нынешней стадии развития человечества даже оценки крупнейших коллективов не имеют авторитета и могут быть столь же произвольными, как и индивидуальные.

Культура в эзотерическом смысле достигается только целесообразным, сознательным или неосознанным применением законов жизни. Чтобы быть открытыми, они должны быть сначала применены. Именно это неосознанное стремление Сократ пытался сделать сознательным.

Поскольку Сократ не знал природы существования, его смысла и цели, ему не хватало личной уверенности в том, что он поступает правильно в делах, не противоречащих учению мудрецов. В отдельных случаях он зависел от «голоса» своего демона (Авгоэйда), которого он принимал за вдохновение извне. Он не знал эзотеризма, что «ангелы шепчут только ложь», что человек должен следовать только тому, что исходит из его собственного здравого смысла. На современной стадии развития человечества ошибки - это правило, но именно на ошибках мы учимся. Если мы совершаем ошибку, следуя чужим советам вопреки собственному убеждению, то это серьезная ошибка и не лучший способ учиться.

В течение многих лет Платон имел возможность слушать беседы Сократа с софистами и другими людьми, интересовавшимися проблемами жизни. Многие диалоги Платона, по-видимому, являются отчетами о таких дискуссиях. Очевидно, что он значительно улучшил то, что услышал. Неподготовленные беседы не ведутся так логично. Ни одна беседа не была записана в точности. «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта дают лучшее представление о том, как всё это происходило. Сократ стал тем анонимным рупором, в котором Платон нуждался, чтобы избежать преследования. Благодаря Платону казнь Сократа была признана судом убийством. Таким образом, Сократу отныне было позволено говорить свободно. Последовательно вкладывая свои взгляды в уста Сократа, Платон избегал риска привлечь к себе слишком много внимания. Демократический комплекс равенства и зависть не позволили бы никому из живущих возвыситься над толпой. («Если кто велик среди нас, пусть будет велик где-нибудь в другом месте») Перикла (единственного из «великих» Афин) спасло от участи быть низвергнутым то, что он умел льстить толпе, прося прощения за свое существование и со слезами на глазах умоляя простить его гений. За исключением его, все великие люди Афин подвергались преследованиям, остракизму или были убиты.

Никто лучше Платона не был способен обсуждать проблемы, анализировать иллюзии и фикции софистов. Часто скрывая решение проблем, превращая обсуждение в ответ на вопрос, предоставляя читателю делать свои собственные выводы, он умел поддерживать интерес и, как никто другой, развивать способность мыслить. Бесспорно, это искусство -
уметь, подобно Платону, дать непосвященным хотя бы слабое представление о существовании, используя столь неадекватный материал, и намеками показать инстинкту жизни, в каком направлении искать истину.

Каждый философ тщетно пытался истолковать Платона по-своему. На то, что должен был иметь в виду Платон, было потрачено немало остроумного и глубокого вздора. Для тех, для кого видимый мир является единственно существующим, а «духовная реальность» - плодом воображения, он был, конечно, просто фантазером. Он пишет так просто, что люди верят, что понимают его. Они не знают, что самое простое не только труднее всего обнаружить, но и труднее всего понять для потомков, если только это не становится очевидным сразу и, таким образом, остается незамеченным. Такие редкие авторы рассчитывают только на читателей, которых Гете имел в виду, когда писал: «Ты похож на тот разум, который понимаешь». Безусловно, следует скептически отнестись к попыткам интерпретации, предпринимаемым переводчиками.

Платон был посвящен не только в орфические мистерии, но и в пифагорейский орден, который перенес в Афины ученик Пифагора Клиний.

Чтобы понять Платона, особенно его учение об идеях и воспоминании заново, нужно знать пифагорейское мировоззрение, на котором основывалось его авторство. Платон хотел дать людям намек на высшие миры, перевоплощение и развитие сознания, не выдавая ничего из эзотерики. Отсюда и те трудности, с которыми ему приходилось бороться.

Пифагорейцы учили, что существование состоит из взаимопроникающих материальных миров различной степени плотности. Монады начинают свое развитие сознания в минеральном царстве, затем продолжают его в растительном, животном и человеческом царствах, а также в высших царствах. Возвращение из высшего царства в низшее невозможно.

Эволюция четырех низших природных царств происходит в трех низших планетарных мирах (точнее, «материальных шарах»): физическом, эмоциональном и ментальном мирах.

В физическом мире человечество может со временем приобрести собственное знание об этом мире. Человечество может самостоятельно обрести знание о высших мирах, как только обретет высшее объективное сознание. До тех пор оно должно полагаться на знание авторитета. Эмоциональный мир - это мир иллюзий, а низший ментальный мир - мир фикций. В этих двух промежуточных областях реальное знание исключено. Только в высшем ментальном мире, или мире идей, индивид может приобрести знание реальности и жизни, смысла и цели существования, потому что только в этом мире идеи (ментальные атомы и формы из них), воспроизводящие реальность, могут быть правильно поняты интуицией.

Материя каждого мира обладает своим собственным характерным видом сознания. Эмоции соответствуют вибрациям в эмоциональной материи, мысли - вибрациям в материи ментального мира.

Монады развиваются, обретая способность воспринимать вибрации во всё более высоких областях своих миров и вступать в контакт со всё более высокими мирами. Высшие виды растений могут достичь контакта с эмоциональным миром, а высшие виды животных - с ментальным миром. Человек стремится ориентироваться в низшем ментальном мире. Его цель - высший ментальный мир, мир интуиции, мир платоновских идей.

Ментальное развитие человека состоит из пяти основных этапов:

• дискурсивное умозаключение от основания к следствию,
• принципиальное мышление,
• перспективное мышление,
• системное мышление,
• интуиция, или мышление платоновскими идеями.

Знание как воспоминание заново - это фундаментальный принцип учения Платона. Эзотерика объясняет это.

Монада ничего не забывает. Все, что она пережила, сохраняется латентно в её подсознании. Для того чтобы определенное ранее приобретенное знание возродилось в новом воплощении, необходимо возобновить контакт с этой областью знания. В противном случае это знание остается латентным. Соответствующее относится и к ранее обретенным способностям. То, что не культивируется в новой жизни, остается латентным. «Дарование» зависит от специализации в течение нескольких жизней: как правило, три жизни для «таланта» и семь жизней для «гения» (практически на любом уровне развития). Всё, что монада пережила в человеческом царстве, не становится доступным до тех пор, пока индивид не приобретет интуицию и не сможет изучать в мире идей (но только там) все свои предыдущие жизни в качестве человека. Многие люди не успевают вновь достичь в новом воплощении своего действительного, латентного уровня развития.

Все, чему мы однажды научились и над чем поработали (!),мы не можем потерять. Всё, что мы знали и умели делать, присутствует в нас латентно. Знание становится мгновенным пониманием в более поздних жизнях. Приобретенные качества и способности существуют как предрасположенности. При необходимости они могут быть быстро реализованы, если есть интерес и возможность для повторного изучения.

Ничто не дается легко. Бесчисленный опыт одного и того же рода необходим из жизни в жизнь, прежде чем опыт очень медленно оформится в концепции, и их можно будет поместить в правильный контекст, развить до прозрения и понимания. Монада проводит миллионы лет в каждом царстве, прежде чем она научится всему, чему можно научиться в этом царстве, что необходимо для её дальнейшей эволюции.

Способность воспринимать внешние объекты, узнавать больше о качествах объектов через их вибрации, приходит в результате длительного и сложного процесса, проходящего в царстве за царством. В каждом высшем мире восприятие становится всё более точным и проникновенным. Монада познает всё, “отождествляя” себя со своими вибрациями.

«Платоновские идеи» невозможно понять без следующего осознания. Идеи мира идей являются объективными формами в той же мере, в какой и субъективными, и, следовательно, они являются точными отображениями устойчивых объективных и субъективных реальностей. Каждая интуиция соответствует ментальной системе идей реальности. Низшие миры существуют в идеях мира идей, и поэтому знание этих низших миров содержится в системе идей интуиций. «Созерцание идей в мире идей» означает переживание реальности, присущей каузальной идее и отраженной со всеми её взаимосвязями в системе знаний.

Мир идей - это, помимо всего прочего, достоверная память обо всех прошлых событиях в физическом, эмоциональном и ментальном мирах с момента возникновения планеты. Субъективное осознания этих идей дает нам точное знание реальности без возможности ошибки, фиктивности или обмана. Они также составляют наши идеалы, поскольку объясняют цели и способы их реализации. Формы в мире идей - это совершенные формы красоты.

Когда каузальные идеи интуиции ментализируются в ментальные понятия, эти идеи становятся идеалами для разума, а когда эти идеалы эмоционализируются, они становятся догмами для эмоционального мышления. Но когда идеи дважды упрощаются по своему содержанию, их относительная значимость становится абсолютной, и таким образом они становятся враждебными к жизни.

Помещая непреложные, объективные основания и причины истинного, прекрасного, доброго в мир идей как истинно сущее, недоступное низшему сознанию, Платон стремился лишить софистов их суверенитета и авторитета. «Идеалисты» всех времен справедливо считали Платона спасителем от субъективного и индивидуального произвола.

История философии полностью подтвердила опасения Платона о том, что Аристотель с той экзотерической системой, которую он планировал, только предоставит непосвященным свежий материал и новые стимулы для продолжения их праздных спекуляций. Только мир идей и могучие откровения интуиции могут дать правильное решение проблем философии.

Идеальное государство Платона никогда не предназначалось для реализации. Он слишком хорошо знал, что такое сообщество никогда не может быть построено, никогда не может возникнуть без лидеров, достигших стадии единства (пятого природного царства), что идеальность предполагает индивидов на стадии идеальности. Его не интересовала практическая политика, и он был вынужден экспериментировать с ней против своей воли. У него было много возможностей изучить различные системы и он пришел к выводу, что демократия - худшая из всех. Демократия отдает власть в руки нерассудительного большинства, которое позволяет руководить собой софистам и демагогам, апеллирующим к худшим инстинктам большинства, чтобы получить власть и затем удержать её, оставаясь равнодушными к тому, что результатом может быть только экономический крах, общественный беспорядок и культурный упадок.

Платоновское государство было завуалированной критикой демократического идеала равенства наряду с указанием на то, в каком направлении следует искать решение. Наиболее целесообразным обществом является классовое общество, в котором общественные задачи распределяются между классами. Компетентность (знания, умения, готовность к труду) определяет, к какому классу принадлежит индивид. Каждый получает возможность свободной конкуренции. Государство не достигнет своей цели, если не создает разумных условий и справедливости в соответствии с заслугами каждого. Только неподкупно праведным индивидам, обладающим требуемыми знаниями, качествами и способностями, должно быть позволено управлять делами государства, занимать руководящие посты и править другими. Если государством управляют коррумпированные элементы (а это неизбежно во всех демократических государствах), коррупция будет распространяться подобно чуме. В разумно управляемом государстве распределение труда определяется уровнем развития граждан, их жизненным пониманием и общей компетентностью. 

Концепция справедливости Платона отражена в его учении о честности, основных добродетелях и законе добра.

Всё делается правильно, когда каждый выполняет свой долг. Он был досконально знаком с индийским учением о дхарме, в котором понятие долга ясно вытекает из жизненной задачи индивида и уровня его развития. Если человек хочет быть праведным, он должен обладать идеей праведности. Эта идея - не пустая абстракция, а совокупность знаний о проявлениях праведности во всех отношениях жизни.

Основные добродетели Платона вызвали большое недоумение и были подвергнуты критике. Они представляют наиболее желательные способности индивида на различных стадиях развития: физическое «мужество» на стадии варварства, «самообладание» на эмоциональной стадии, «мудрость» (правильное знание) на ментальной стадии, «справедливость» (возможная только при наличии реального знания) на интуитивной стадии. Сравните их с эзотерическим «дерзать, хотеть, знать, молчать» (способность молчать о том, что знаешь, перед теми, кто не понимает).

Когда Сократ узнавал, что правильно, он делал это, не колеблясь и не задумываясь о последствиях для себя. Когда он осознавал, что неправильно, ничто не могло заставить его действовать вопреки этому осознанию. То, что другие поступали не так, как он, - он считал результатом их невежества. Просветите человека, и тогда он поступит правильно, поскольку в его собственных интересах действовать разумно и целесообразно. Это то же самое жизненное невежество, которое всегда характеризовало всех благонамеренных энтузиастов-просветителей, то есть отсутствие понимания огромной разницы между теоретическими возможностями и полученными возможностями в результате обучения практическим навыкам.

Платон взглянул на это глубже. Для тех, кто уже приобрел знания, понимание и способности в предыдущих жизнях и имеет всё это латентно, это легко. Им нужно только соприкоснуться со своим латентным знанием, чтобы автоматически и спонтанно поступить правильно. Согласно закону добра, человек всегда следует высшему идеалу, который он действительно видит и понимает (а не просто верит или решает), потому что он не может поступить иначе, потому что для него это необходимость и радость.

То, что Платон проводил различие между ученостью и мудростью, между теоретическими знаниями и латентным пониманием и способностью, вытекает из его принципа, что мудрец имеет данные для того, чтобы стать самым искусным во всем, что его интересует.

Аристотель был учеником Платона всегда настроенным оппозиционно. Если Платон рассматривал экзотерическую философию как педагогическое искусство, для Аристотеля она была прежде всего логическим, методическим и систематическим умением. Он был убежден, что Платон не сможет опровергнуть необоснованные рассуждения софистов. Какая польза экзотеристам от мира идей? Поскольку им не хватало интуиции, он должен был казаться им плодом воображения. Прежде чем они смогли бы достичь интуиции мира идей, они должны были бы развить четыре различных вида ментального сознания: мышление умозаключением, принципиальное мышление, перспективное мышление и системное мышление. На это были способны только посвященные высшей степени ордена знания. Аристотель считал, что единственный способ остановить спекуляцию - это построить систему мышления, соответствующую способности к постижению обычного индивида. Другое дело, что только эзотерик был способен понять его правильно. Итак, эта система была такой, какой и следовало ожидать. Как искусно она была сделана, лучше всего явствует из того, что она занимала философскую мысль более двух тысяч лет.

Это относится как к понятиям, так и к фактам. Они почти бесполезны, если не помещены в свои правильные контексты. Вырванные из контекста идеи и факты стимулируют спекуляции на тему создания контекстов, которые, как кажется, придают им смысл. Именно потому, что факты (то «зерно истины», которое существует во всех суевериях) были помещены в неверные контексты, весь ментальный мир представляет собой хаос вымыслов.

Эзотерическая ментальная система убедила Аристотеля, что единственный способ дать людям ясность - это дать им систему. Ментальную уверенность дает только дедукция. Эзотерическая система дает ясность и определенность, поскольку из нее можно вывести знание и показать, что результат согласуется с реальностью. Совершенная система включает в себя все факты в их правильном контексте, но такая система, конечно, была исключена. Он должен был довольствоваться тем, что собрал как можно больше фактов и систематизировал их. После смерти Платона Аристотель взял на себя руководство учениками учителя и поручил каждому исследовать определенную область, в которой лежала его особая склонность. Его огромное личное состояние позволило ему приобрести рукописи, относящиеся ко всем областям знания, и нанять научных работников для сбора информации со всего мира. Материал, содержащийся в тысячах рукописей, был методично обработан. Так был заложен фундамент экзотерической науки Запада. Созданная им научная терминология до сих пор широко используется. Большая часть того, что историки знают о более ранних философах, происходит от Аристотеля. У него была привычка по-своему описывать то, чем он сам не пользовался.

Появились обширные трактаты, охватывающие изучение в то время математики, физики, химии, географии, метеорологии, астрономии, ботаники, зоологии, анатомии, логики, психологии, этики и политики.

Из всей этой огромной энциклопедии лишь немногие, фрагментарные остатки, большей частью неясные, бессистемные, произвольные адаптации, можно было найти, когда через пару сотен лет было решено спасти то, что ещё можно было спасти.

Аристотель не делал секрета из своего превосходства, из того, что он был титаном среди пигмеев. Это было опасно с преобладающим комплексом равенства демократии, который требует нивелирования всего превосходящего. Когда до Афин дошла весть о смерти его могущественного покровителя, царя Александра, Аристотель, чтобы избежать ярости толпы, покинул город, убивший Сократа.

Далее следует не изложение экзотерической системы Аристотеля, а лишь указание на её эзотерические основы.

Постижение - это результат размышления. Понимание - это непосредственное восприятие в результате повторного запоминания завершенной проработки определенного предмета. Глупейший человек может делать выводы от основания к следствию, от причины к действию. Способность делать выводы от следствия к основанию, от действия к причине требует рассудительности. Невежество - это незнание фактов. Рассудительность - это интеллект (здравый смысл), который предполагает способность анализировать и синтезировать. Суждение требует фактов, понятий и принципов. Они абсолютны, если их рассматривать по отдельности. Но они приобретают относительное значение, когда их соотносят с другими фактами в правильной системе. Понятия необходимы для постижения. Принципы необходимы для анализа понятий. Принцип - это обобщение четких примеров, которые редко встречаются в реальности. Как правило, для правильного суждения требуется много взаимно изменяющихся принципов. Рассудительность позволяет правильно оценивать факты, помещать их в правильный контекст, проводить различие между фактом и фикцией, между слепой верой и критическим взглядом, который задается вопросом, достаточно ли фактов для того, чтобы сделать временное предположение.

Аристотель хотел дать людям ментальную систему. Он видел, что система - это способ мышления ориентироваться в существовании. Чувственные факты по большей части бесполезны до тех пор, пока разум не сможет поместить их в правильные контексты: исторические, логические, психологические, причинные. Задача разума не в том, чтобы строить фикции. Любое мышление основано на принципах и системах. Каждый мыслящий человек осознанно или невольно создает свою собственную систему. Качество системы показывает уровень развития индивида, его рассудительность и знание фактов. Системы большинства людей - это фиктивные системы или системы верований эмоционального мышления. У каждого есть свое мелкое убеждение относительно почти любого абсурда, потому что большинство людей не имеют возможности получить реальное знание о чем- либо, кроме окончательно установленных фактов видимого мира. Они не имеют доступа к миру интуитивных идей.

Понимание жизни требует запаса систематизированного опыта. Это фундамент, который приобретается в течение длительного процесса ментального развития на стадии варварства. Большее изобилие упорядоченных принципов влечет за собой ментальное превосходство как в отдельных областях знания, так и в отношении жизни в целом.

Предпосылкой постижения является обладание чем-то более общим, чем то, что человек пытается постичь логически. Ибо постижение идет от общего к частному, от ещё более общего, от ментально высшего к ментально более низкому. Наиболее общими из всех являются идеи интуиции, которые содержат все факты. Именно принципы придают системе её точность.

Платон указывал на необходимость однозначных понятий. Аристотель понимал, для того, чтобы понятия (факты) имели свои правильные значения, они должны быть помещены в свои правильные контексты, и что именно это всё более широкое взаимосвязанное целое в конечном счете оказывается системой или высшим ментальным восприятием. Интуитивные идеи ещё выше и ещё более всеобъемлющи. Но задолго до того, как способность человеческого мышления достигнет уровня представлений о мире идей, оно должно овладеть высшими ментальными способностями. Люди ещё не способны мыслить интуитивно, то есть без понятий, принципов и систем. Чтобы иметь возможность открыть более общее, мы должны обладать знанием большего количества фактов, чем можно объяснить с помощью менее общих сведений. Как сказал Гете в своем «Фаусте», у нас могут быть части в руках (необходимые факты), но нам все еще не хватает объединяющей связи. Именно открытие более общего делает возможным расширенное понимание.

Каждая платоновская идея или интуиция, если её конкретизировать, становится самостоятельной целостной системой, включающей в себя все понятия и факты, входящие в её область.

Экзотерические ментальные системы представляют собой упорядоченные обзоры фактов, собранные методически. Они практически никогда не бывают правильными, поскольку никогда не могут быть полными, но меняются с добавлением каждого нового факта. Их значение для науки состоит в том, что они облегчают ориентацию и усвоение того, что уже было исследовано. Однако, если они не могут быть постепенно заменены всё более совершенными системами, они становятся препятствиями для мышления и исследований. Попытка Аристотеля создать систему стала таким препятствием, поскольку невежество сделало её абсолютной.

Что наиболее характерно для логического взгляда, приписываемого Аристотелю, так это совершенно неудачная попытка отделить форму от содержания как в субъективном, так и в объективном отношении.

Это привело к формулировке так называемого третьего закона мышления, который не является законом мышления. Таким образом, мысль была формализована. Чем абстрактнее понятие, тем больше его объем и тем более ограничено его содержание. Пытаясь построить схему из всё более абстрактных понятий, они надеялись прийти к высшим абстракциям, категориям, и тем самым к «абсолютному знанию».

Во всем этом есть доля истины. Логик быстро понимает, что ясности невозможно достичь без единства и системы. Ошибка заключалась в попытке построить систему из понятий без учета фактов. Это логическое доминировало в схоластике и мышлении вплоть до XIX века, пока наука со своими фактами не предоставила знание реальности и тем самым не опровергла это псевдознание.

Когда индивид, не знающий реальности, начинает спекулировать, он имеет дело с пустыми понятиями. Он вкладывает в них не факты, ибо у него их нет, но произвольное содержание. Так возникают фикции. Вся история философии - это постоянные попытки заменить старые фикции новыми фикциями. Спекуляция без фактов становится фикционализмом. Только исследования могут дать нам факты. Когда в древности исследования прекратились и люди думали, что они могут найти обобщенное знание в философии без опыта реальности, то не могло не привести к суевериям. Те объяснения, которые давал автор, никогда не проверялись в материальной реальности.

Различие между формой и содержанием в объективном отношении вводит в заблуждение.

Отдельные предметы считались продуктами формы и содержания. Материя была потенциальностью, возможностью реальности. Подобно тому, как Платон считал, что идеи являются силами, действующими целенаправленно, Аристотель заставил «форму» выполнять ту же функцию. «Возможность реальности», присущая форме, была реализована через разные стадии развития. В этом непрерывном процессе низшее всегда было материей по отношению к высшему как к формообразующему принципу. Высшей формой был всеобъемлющий разум, источник силы всего сущего, божество.

Очевидно, что такое разделение дает бесконечные возможности для фантастических спекуляций. Они и были использованы, в результате чего мысль оказалась в безнадежном лабиринте. Учение о божестве как о высшей форме материи и учение о возможности материи (атомов) достигать высшей божественной стадии оказались хорошо замаскированным эзотеризмом, как и учение о том, что высшая материя относится к низшей материи как энергия к материи.

В учении о непрерывности материи и отрицании существования абсолютного вакуума, Аристотель высказал два эзотерических факта.

Аристотель все время боролся с теми же трудностями, что и Платон: создание экзотерической системы из системы эзотерического знания. Но только эзотерические факты делают возможной систему реальности. Однако он достиг своей цели - покончить с семантикой софистов. И только в наше время, после двух тысяч лет и общего фиаско философии, принцип субъективного произвола был провозглашен заново.

Система Платона может быть понята теми, кто однажды был посвященным ордена эзотерического знания и обладает этим знанием латентно. Им нетрудно отождествить каузальный мир с миром платоновских идей. Но для непосвященных, ограниченных обычным путем невежества, индуктивным путем, система Аристотеля была единственно реалистичной.

Конечно, Аристотель знал, что каузальный мир - это мир реального знания, что каузальное сознание может установить все факты, требуемые для постижения и понимания в различных мирах человека, установить причины процессов. Но поскольку каузальный мир был недоступен непосвященным, ему пришлось показать другой путь к системе знаний. Это и есть индуктивный путь исследования, путь установления фактов и упорядочения их в понятную систему. Эту идею можно назвать идеально правильной, но неосуществимой, поскольку знание всех фактов существования является конечной целью исследования, о которой лишь мечтают.

Платон исходил из того, что каузальный мир идей и знания есть конечная цель развития человеческого сознания, и называл его «истинным бытием» как высшую достижимую стадию в развитии человека как личности. Аристотель не одобрял этого термина, намекая на то, что «истинное бытие» - это однородная первоматерия (в которой образуются бесчисленные космосы и растворяются, как только их цель реализована). Когда Аристотель в своей реалистической манере перефразировал то, что Платон называл иерархией идей, он попытался показать, как всё более высокие формы становятся возможными благодаря тому, что высшие формы потенциально существуют в низших. Метод, использованный им при этом, очевидно, никогда не был понят его учениками. И поэтому вместо него развился весь аппарат формы и материи, реального и возможного, который особенно заинтересовал схоластов.

Термины, которые использовал Аристотель: материя, возможность и потенциальность, форма, реальность и актуальность, механические и целесообразные причины, никогда не были правильно поняты. Добавьте к этому то, что его последователи были неспособны разделить логическое основание и материальную причину и смешали их. Неудивительно, что в так называемых аристотелевских трудах были обнаружены неясности и противоречия. 

Аристотель был знаком с эзотерическим принципом, согласно которому «форма есть способ существования материи» (и это во всех мирах). Под реальностью он имел в виду то, что является фактическим, устанавливаемым. То, что не может быть установлено, конечно, может существовать как теоретическая возможность. Поскольку в физическом мире можно постичь лишь малую часть материальной реальности, большая ее часть существует только как возможность.

С тех пор как разум достаточно развился настолько, что у человека появилось некоторое представление о добре и зле, человек в своем самоутверждении и самомнении предпочитал учиться только на болезненном опыте жизни и не соблюдать нормы, отличные от тех, которые возникли в результате социального принуждения. Такие правовые понятия возникают лишь медленно из стабильного порядка, который должен быть освящен традицией. Во время социальных потрясений уважение к закону и правильности вновь утрачивается.

Независимое представление человека о праве указывает на достигнутый им уровень развития и приобретенное понимание жизни.

Аристотель исходил из того, что всё является добром в пределах, определенных законами жизни. Вне закона добро становится злом, а добродетели - пороками. В своем учении о золотой середине между крайностями (парами противоположностей) он пытался установить те нормы, которые человек должен применить, чтобы стать гармоничным и счастливым. Согласно Будде, это путь мудрости.

«Во всех отношениях может быть одна мера, которая слишком велика, одна, которая слишком мала, и одна правильная, которая лежит посередине между двумя другими. Эту меру нельзя вычислить математически, но разум познает правильную меру на опыте. Добродетель - это средний путь между двумя пороками, которые находятся по обе стороны добродетели». Добродетель предполагает наличие опыта. Тем самым Аристотель ввел принцип относительности, показав, что срединный путь меняется в каждой новой ситуации, представляется различным с разных точек зрения и может быть определен только в целях ориентации.

«Добродетель храбрости находится посередине между пороками трусости и безрассудства. Трус называет храбрость безрассудством, а безрассудный человек называет храбрость трусостью. Щедрость - это добродетель, лежащая между жадностью и расточительностью. Умеренность - это правильный средний путь между жаждой наслаждений и аскетизмом, дружелюбие - между заискиванием и отчужденностью, кротость - между медлительностью и гневом и т.д.»

Мы становимся добродетельными благодаря привычке поступать правильно, которая предполагает опыт, здравый смысл и рассудительность.

Вместе с ростом политизации и демократизации уровень греческой культуры резко упал, конечно, всего за несколько поколений. Спекуляция воображения распространялась всё больше. Каждый умник с банальностями, выставленными на продажу, должен был блистать своей гениальностью. Чем меньше понимали великих философов, тем больше стремились их разъяснить. Графомания стала эпидемией. «Общее образование» росло по мере уменьшения рассудительности, и все восхваляли свой «просвещенный век». Невольно вспоминаешь о нашем времени.

Устав от всей этой чепухи, естествоиспытатели того времени ограничивались, как и после Гегеля, видимым миром и искали твердого мировоззрения в пределах здравого смысла и физической реальности. Это воззрение было названо философским или научным материализмом. Правильнее было бы назвать его физикализмом, поскольку оно учитывало только физическую материю, а существует целый ряд всё более высоких материальных миров.

Материализм - это единственное из различных метафизических воззрений, которое удалось научно подтвердить. Атомистическая теория больше не может быть включена в «метафизику», как это было традиционно, теперь, когда исследования столь блестяще подтвердили этот фундаментальный эзотерический факт: все материальные формы состоят из материальных частиц. В истории философии материализм представлял собой господствующую концепцию реальности, основанную на здравом смысле, утверждающую существование объективно существующего внешнего мира. Субъективистские теории, отрицающие существование внешнего мира, опровергают сами себя, поскольку им всегда приходится признавать существование внешнего мира.

Физикалисты ошибочно полагают, что видимый мир - это единственно существующий мир, что организмы - это единственные формы жизни, что органы чувств организма - это единственное средство восприятия человеком материального внешнего мира.

Пифагорейцы, как и философы йоги, утверждают, что обычный индивидуум, желающий пройти необходимую подготовку, может развить органы восприятия, которые позволят ему объективно воспринимать высшие виды материи.

Физикализм был представлен двумя философскими направлениями, критиковавшими друг друга, одно из которых отстаивал Эпикурос, другое - Хрисипп. Об этих выдающихся людях можно рассказать немного. Оба были трудолюбивыми писателями, но сохранились лишь фрагменты их сочинений. Однако до наших дней дошли сплетни об их личной жизни - тема, которая всегда вызывает огромный интерес. Чтобы более убедительно опровергнуть взгляды оппонента, ученики учителя возводят его в ранг святого и чуда проницательности, тогда как другого представляют неописуемо жалким, смешным существом, чьи представления о существовании должны быть совершенно бесполезными. Согласно господствующему моральному фикционализму, именно эмоционально суверенный «святой» обладает своего рода патентом на знание реальности в отличие от интеллектуального гения.

Мы мало знаем от самого Эпикура о том, каково было его представление о существовании. Экзотеристы утверждают, что его учение точно передал Лукреций, римлянин, который всё ещё имел доступ к его писаниям.

Эпикур был материалистом в более узком смысле слова - физикалистом. Для него видимый мир был единственным. Свои взгляды он основывал на учении Демокрита. Кроме того, благодаря Эпикуру и Лукрецию мы узнали подробности учения Демокрита, экзотерической атомистической теории. Демокрита, возможно, следует считать материалистом, но не физикалистом, ибо он отнюдь не был невеждой в существовании материй высших миров.

Следующие идеи являются основными в объяснении мира Эпикуром, теми фактами и гипотезами, которые всё ещё характерны для «философского материализма».

Любая концепция должна основываться на опыте и исследованиях. Произвольное предположение едва ли лучше суеверия. Знание возникает в результате объективного осмысления фактов действительности. Повторяющиеся наблюдения того же рода дают уверенность в том, что это знание верно. Концепции, сформированные субъективным разумом, руководствующимся непосредственным восприятием объективного смысла, должны быть проверены опытом.

Реальность состоит из атомов и пустого пространства. Это основы, на которых можно объяснить существование. Время - это не что иное, как восприятие последовательности событий в пространстве. (Это согласуется с эзотерикой: время означает длительность, непрерывность существования и является просто способом измерения процессов в природе, например, дня и ночи, времен года и т.д., которые зависят от вращения планеты и её обращения вокруг Солнца.) Число атомов бесконечно.

Образование и распад материи, все процессы, от движения атомов до вращения планет, происходят в соответствии с вечными механическими законами природы (ананке). Та целесообразность в природе, которую мы можем установить, является частным случаем бесчисленных механических причин. Упорядоченный космос - это частный случай вечной игры атомов в течение бесконечного времени. Целесообразность, которая делает жизнь вообще продолжительной, обусловлена тем, что именно целесообразное является наиболее устойчивым и способно передавать свою целесообразность другим.

Душа состоит из материи, а сознание является исключительно функцией мозга. Сознание - это особое качество органической материи, возникающее в результате механических причин. Изменения в состоянии сознания души вызваны движением в материи. Мышление, таким образом, физически детерминировано, всегда является результатом внешнего воздействия. Из этого следует, что нет возможности самопроизвольной деятельности.

К этому Хрисипп мог бы добавить следующие комментарии.

Число атомов не бесконечно, но настолько велико, что человек не может его вычислить. Единственно бесконечное - это бесконечное пространство, состоящее из недифференцированной первоматерии. Космос - это шар в первоматерии, и таких шаров бесчисленное множество.

Неразрушимы только первоатомы, но не материя, сформированная из них. Все материальные формы существования претерпевают постоянные изменения. Энергия состоит из тока эфирно (электрически) заряженных атомов, «точек силы».

Материя и сознание являются аспектами, одновременно идентичными и несхожими. Материя влияет на сознание, а сознание влияет на материю. В этой связи мы можем пренебречь тем фактом, что на самом деле не сознание является конечной причиной движения, а третий аспект существования, вечно самодеятельная динамическая энергия первоматерии.

Эпикур не в состоянии объяснить ни происхождение сознания, ни его единство, ни его способность воздействовать на материю, ни причины процессов или самопроизвольного мышления.

Хрисипп, теоретик школы стоиков, был посвященным эзотериком. Он решил разработать экзотерическую гилозойскую систему, которая была передана потомству должным образом искаженной и осмеянной, поскольку никто не счёл более подходящим подавить её как союзницу стоицизма.

Таким образом, физическая гилозоика была ограничена физической реальностью, физической материей и видимым миром. Кант является доказательством того, что эта гилозоика была совершенно неправильно понята. Считая себя способным судить обо всем, он произнес свое часто цитируемое суждение, отражающее его действительное невежество: «Гилозоизм был бы смертью всей натурфилософии». Напротив, гилозоика способствует исследованиям. Утверждение, что она исключает механическое объяснение природы, ошибочно. Законы природы фундаментальны.

Согласно Хрисиппу, существование имеет два равноценных аспекта: аспект материи и аспект сознания. Вся материя обладает сознанием.

Земля происходит из воды, вода - из воздуха, воздух - из огня. Всё исходит из изначального огня и возвращается к нему в вечном круговороте в соответствии с непреложными законами. Некоторые из них целесообразные, другие чисто механические. У всего есть цель. Всё в мире управляется совершенной мудростью.

Божество, как и душа, имеет материальный аспект. Божество - это космос и источник целесообразности. Душа живет ещё некоторое время после смерти. Глупые проводят это время в загробном мире, мудрые - на Елисейских полях. Всюду просвечивает знание о предсуществовании и перевоплощении (но не метемпсихозе).

Судьба, которая есть воля божества, ведет всё к божеству. Те, кто добровольно не стремится к божеству, рано или поздно вынуждены делать это в силу обстоятельств. Существующее зло - это меньшее благо, необходимое для продолжения существования целого, и оно толкает человека к божеству.

Человек ответственен за свои поступки, поскольку у него есть разум, возможность выбора и знание того, что правильно. Чем выше стоит человек, тем он свободнее даже в том, что касается судьбы. Только мудрец свободен, богат и красив: свободен, ибо хочет того, чего хочет его судьба; богат, ибо обладает всем, что пожелает; красив, ибо он естественен, а красиво только естественное. Он ничего не боится, ибо ничто не может ему навредить. Единственное, что имеет значение, - это предрасположенность, мотив. Все остальное – адиафора (не существенное). Свобода от аффектов, когда тобой ничто не движет, это самое желанное состояние, к которому нужно стремиться.

Следствием углубляющегося упадка культуры в сочетании с растущей политической, социальной и экономической неразберихой (как всегда при переходе в новую зодиакальную эпоху) и клановостью на варварском уровне, проявляющейся главным образом в такие периоды потрясений, стало снижение интереса к более серьезным проблемам знания.

Иерофанты орденов эзотерического знания тщетно искали подходящих неофитов. Халдейский каббализм в Месопотамии, орден Митры в Персии, герметики в Египте влачили жалкое существование из-за отсутствия стремящихся. Пифагорейский орден был вынужден всё больше ограничивать свои интересы научными проблемами эзотерического мировоззрения. Даже старые формы религии утратили свою власть над умами людей.

В этой чрезвычайной ситуации в Александрии в 300 году до н.э. был основан гностический орден. У него была как теоретическая, так и практическая задача. Поскольку жизневоззрение должно покоиться на прочном фундаменте - знании реальности, учредители приняли существенные элементы эмоционально акцентированной герметики, и ментальной гилозоики. Тем самым они обладали гнозисом (знанием существования, его смысла и цели). Практическая и самая важная задача ордена состояла в том, чтобы использовать новые, свободные от догм формы изложения, чтобы привлечь тех искателей, которые, осознавая неадекватность старых форм, стремились к единой истинной религии, вечному стремлению человека к божественному, каким бы именем он это ни называл.

Этот оригинальный, подлинный гностицизм оставался тайной. Его деятельность продолжалась около шестисот лет (300 лет до и 300 лет после нашей эры). Орден вымер в результате распространения того христианства, которое он невольно породил. В истории философии последнее ответвление ордена получило вводящее в заблуждение название «неоплатонизм», а Плотин - его наиболее известный представитель. Наиболее важными из остальных были Ориген, Ямвлих и Прокл.

Из-за требований, предъявляемых к вступающим в орден (высочайшие эмоциональные и ментальные способности), орден с самого начала пользовался большим уважением. Быть принятым само по себе было отличием. Общество распространилось относительно быстро и имело ложи в Египте, Аравии, Персии и Малой Азии. Члены общества ожидали появления аватара, о котором было предсказано, что он родится в день весеннего равноденствия, когда этот день войдет в зодиакальное созвездие Рыб. И он пришел, родившись в то время, что сейчас называется мартом, в 105 году до нашей эры (по принятой хронологии).

Родители Иешу были евреями по происхождению, состоятельными и принадлежали к высшему социальному слою. Марии было предложено родить нового аватара, и, поскольку и она, и Иосиф были гностиками, они знали, что это означает. В возрасте двенадцати лет Иешу решил присоединиться к еврейскому ордену ессеев, который, хотя и был тайным, не был учрежден планетарной Иерархией. Иешу прекрасно осознавал, какому риску он подвергает себя. Избегаемый всеми и втайне ненавидимый за свою несравненную свободу от человеческих слабостей, он покинул орден в возрасте девятнадцати лет и предпринял путешествия в Индию через Египет, вернувшись в Палестину в 76 году до нашей эры.

Там он собрал вокруг себя группу учеников, принадлежащих ко всем эзотерическим орденам, и передал им множество новых эзотерических фактов о процессах проявления, инволюции монад и т.д. Большому количеству символов он дал новое толкование. Одним из них (неизвестным остальным посвященным) был символ трех крестов, установленных на «алтаре» гностиков. Средний крест представлял спасителя человечества (планетарное правительство), два других: раскаявшегося разбойника (планетарную Иерархию) и нераскаявшегося (человечество).

Однако вскоре эта деятельность была прервана. В 72 году до н.э., обвиненный ессеями в раскрытии тайн, наказанием за которое была смерть, он был побит камнями разъяренной толпой по приказу верховного совета.

Чтобы сохранить память о несравненном (это слово сегодня употребляется неправильно) учителе, еврейский гностик решил изобразить так называемую совершенную человеческую жизнь, призывая людей к подражанию и заставляя задуматься о ее мучительной трагедии. Эта идея существовала и раньше, в древнеегипетском символическом повествовании о человеческой жизни. В это повествование гностик искусно вложил гностические символы и изречения, известные эпизоды из жизни учителя и то, что ему удалось собрать из его притч и т.д. Затем над этим первым наброском индивидуально поработали около пятидесяти гностиков Александрии.

Неизбежно в ходе этого процесса гностические высказывания менялись по форме и таким образом приобретали другое значение. Одним из примеров этого является утверждение: «никто не приходит к отцу, как только через меня». Это было переосмысление эзотерического факта, что прежде чем монада сможет достичь божественного царства (отец = оболочка монады в мире 43), она должна приобрести оболочки в промежуточных мирах (сын = оболочка в мире 46).

В конце концов было изготовлено и распространено бесчисленное количество копий этих пятидесяти легенд. Возникло религиозное массовое движение, получившее свое название от центральной фигуры - Христа, сына божьего. Это почти социально- революционное движение распространилось по всей Римской империи, несмотря на все усилия властей задушить его. В конце концов, единственным выходом было направить эту революцию в нужное русло и превратить ее в государственную религию.

По приказу императора Константина отец церкви Евсевий подготовил необходимые письменные источники того Нового Завета, который нам известен. Из-за того, как он это сделал, он был назван в эзотерической истории величайшим в мировой литературе фальсификатором. Желательно, чтобы 46-Я прочитал Евангелие стих за стихом, указывая происхождение высказываний: сказанное Христом, сказанное Иешу, текущее гностическое высказывание, собственные формулировки авторов Евангелия, измененное и добавленное Евсевием. Таковы первоначальные пять источников. Этот Завет был одобрен на Соборе епископов, созванном императором (Никея, 325 г. нашей эры). Об образовательном уровне присутствовавших епископов можно судить по тому, что единственными, кто умел читать, были император и Евсевий. Возможно, право голоса не является непогрешимым доказательством знания и рассудительности. Демократическая система голосования, возможно, не совсем разумна.

Однако квазигностические писания оказали и другое воздействие. Многие из тех, кто читал их, полагали, что приобретенные ими странные знания сделали их зрелыми для вступления в орден гностиков. Однако, к разочарованию большинства людей и к негодованию многих, оказалось, что из всех тех, кто считал себя призванными, были выбраны немногие.

Однако те, кто был отвергнут, нашли выход. Если высокомерные гностики не посвятили их, они могли бы быть «духовно посвящены» и получить полномочие «в верховной инстанции», чтобы учредить свои собственные ложи. Такие ложи, конечно, росли повсюду, как грибы. Подсчитано, что существовало более семидесяти квазигностических сект, которые яростно спорили о том, кому принадлежит единая истина, и сыпали друг на друга пасквилями. (Узнаем ли мы эту тенденцию?) Дело зашло так далеко, что подлинные гностики изменили название своего учения на теософию, когда гностицизм стал ругательным термином и как таковой вошел в собрание легенд, называемое историей.

Некоторые из учеников Платона также стали посвященными пифагорейцами, но не достигли высоких степеней. Пытаясь восполнить недостаток эзотерических фактов, они переняли множество неистолкованных символов из других обществ. Вскоре всё это выродилось в хорошо известную спекуляцию на символах. Наследники этого «квази» называли себя платониками. То, что Плотин был причислен к их числу, объясняется незнанием большой разницы. Под общим названием «неоплатоники» историки объединили: членов пифагорейского и гностического орденов, «платоников» и традиционалистов- консерваторов учений Платона и Аристотеля.

Объясняя общую концепцию красоты, Платон сказал, что все мы когда-то сталкивались с идеей красоты в мире идей. Этого было достаточно, чтобы каждый фантазёр вообразил себя в этом мире как дома.

Плотин, наиболее известный из «неоплатоников», понимал, чтобы предотвратить разрушение невежеством всего своими спекуляциями, по крайней мере самое главное должно быть помещено вне досягаемости мысли. Чтобы сделать дальнейшее фантазерство невозможным, божество должно было быть освобождено от понятия личности и всех других унизительных определений. Более того, человек мог полагать, что обрел знание в мире идей «созерцанием иерархической системы идей», но не догадываться о том, что было ещё более существенным, а именно о единстве существования.

Плотин, который был посвященным, знал, что существуют высшие миры: сущностный (46) мир (буддхи индийцев) и сверхсущностный (45) мир (санскрит: нирвана), миры пятого природного царства. Наш следующий высший мир - это сущностный мир, мир единства. Но об этом не следовало говорить. Однако всегда можно было сделать символическое понятие этого единства, и поэтому он сделал «Единое» источником всего.

Из Единого исходит существование, как мы его знаем, в трех ипостасях. Сначала идет мир идей. Из него происходит «мир душ» (ментальный и эмоциональный миры), а из него, наконец, физический мир.

У «неоплатоников» встречается старый символ «сотворения из ничего». Он начинает вновь появляться в современных исследованиях. Ядерная физика «расщепляет атомы» так, что «ничего» не остается. Согласно Пифагору, атомы первоматерии кажутся «непроницаемыми, бесконечно малыми пустотами в первоматерии» и, следовательно, «ничем». Космос состоит из первоатомов и, таким образом, «создан из ничего».

По Плотину все сущее было божественным, даже его физическая часть настолько совершенна, насколько это вообще возможно. То, что мы считаем несовершенным, - это всего лишь низшая стадия. Зло - это низшее добро. Добро становится злом, если оно мешает человеку обрести некое ещё более высокое добро. Всё это - эзотерика. Жизнь - это школа. Мы здесь для того, чтобы получать опыт и учиться на нём. Мы учимся, отождествляя себя с тем, что нам неизвестно. Мы освобождаемся от низшего в бесконечном процессе. Каждый идеал указывает за пределы самого себя - на другой, ещё более высокий идеал, который мы не в состоянии обнаружить, пока не реализуем низший идеал, и не можем полностью понять, пока не реализуем высший идеал.

Концепция красоты, согласно Плотину, основывается на единстве симметрии, гармонии и целесообразности.

Когда кармическая группа, построившая греческую культуру, перестала воплощаться, это был конец той эпохи. Те, кто воплощался во времена Римской империи, работали главным образом над тем, чтобы дать людям жизневоззрение и концепцию справедливости. Варварские представители человечества, которые воплощались после этого, не имели никаких предпосылок культуры и философии. Результаты, достигнутые исследованиями, должны были быть забыты, знание о том, что природа управляется законами, должно было быть утрачено, а суеверная вера в произвол всемогущего должна была заменить почти на две тысячи лет здравый смысл, дающий всему объяснение в виде естественных причин.

Все отцы церкви изначально были квазигностиками. По какой-то причине никто, кроме Климента и Оригена, не был посвящен. Те, кому было отказано в посвящении, по тому, как они отомстили за себя, показывает, что они не созрели для учения посвященных. С трогательным единством они решили, что впредь не должно быть причин заниматься философией и какими-либо другими «дьявольскими наваждениями». Они приложили все усилия, чтобы очистить свое учение от всего разумного, что ещё оставалось в нем. Они преуспели сверх своих ожиданий. Систематическое уничтожение всех рукописей было невероятно эффективным средством. «Святой» Августин сделал всё возможное, чтобы навсегда отделить теологию от науки. Его концепция божественной любви очень содержательна: «Уничтожьте всякое сопротивление! Убей того, кто не обратится!». Церковь доказала свою готовность учиться.

Пифагорейцы различали три мира: ментальный, эмоциональный и физический. Отцы церкви, слышавшие об этом тройственном делении, но не имевшие понятия о том, что оно означает, изобрели «небо, землю и ад», по аналогии с Елисейскими полями и Гадесом греков.

Об интеллектуальном уровне лучше всего свидетельствует тот факт, что даже епископы, за очень немногими исключениями, не умели читать и писать. Быть способным на это считалось почти грехом. В семинариях, где обучались священники, все наставления давались устно. Рукописи были большой редкостью. Их заставляли постоянно повторять наизусть всё, что им нужно было знать и говорить. Применяя тактику террора (выдумку о непростительном грехе как преступлении против бесконечного существа, которое требует бесконечного наказания, распространяя страх смерти и вечного ада), Церковь знала как управлять умами людей, чтобы в конечном итоге стать высшей политической и духовной силой, которая возводила на престол и низлагала королей и императоров.

Обретя желанную власть, церковь всё больше ощущала необходимость заботиться об обучении духовных лидеров. Были учреждены университеты, в которых студентам преподавали в основном теологию и кухонную латынь, ставшую обязательным «универсальным языком». Чем больше укреплялась власть Церкви, тем меньше у нее было причин опасаться критики. Контакты с арабами, сохранившими знания греческой философии, особенно Платона и Аристотеля, представленной «неоплатониками», снабдили Церковь некоторыми рациональными идеями. Лишь много времени спустя, в эпоху Возрождения, при раскопках были обнаружены остатки литературных сокровищ Греции и Рима.

Схоластику можно разделить на три основных периода. Первый период характеризовался слепой верой и иррациональной убежденностью. Ницше, цитируя известное изречение Тертуллиана, одного из отцов церкви, сатирически заметил, что это должно было быть не «credo quia absurdum est» (я верю, потому что это абсурд), а «credo quia absurdus sum» (я верю, потому что я идиот). Второй период характеризовался «credo ut intelligam»: Я верю, чтобы понять. Это понимание было таким, как и следовало ожидать. Третий период, всё ещё характерный для католической церкви, делает возможным осторожное признание тех результатов научных исследований, которые больше нельзя отрицать.

По мере того как число рациональных концепций росло и занимало всё большее место в теологическом фикционализме, размышление медленно стало набирать силу. Это расширило возможности критического изучения основ веры, так называемых священных источников (Библии, писаний отцов Церкви и решений Соборов). Одним из результатов этой критики было то, что церковь оказалась вынужденной назначать профессоров философии в университеты. Перед ними была поставлена задача использовать свой просвещенный богом разум для борьбы с затуманенным дьяволом критическим разумом. Со временем появилась богатая литература. Существующие взгляды были сведены к догматике теологического разума и той схоластической логике, которой суждено было парализовать мышление вплоть до середины XIX века.

Согласно Фоме Аквинскому, выдающемуся философу церкви, некоторые догмы можно было доказать. Другие (например, троица) были недоступны постижению разума, но в них нужно было верить.

Философия схоластики в целом является обработкой трудов, традиционно приписываемых Аристотелю. То, что в них не было ясно и казалось противоречивым, стало предметом бесчисленных остроумных и, конечно же, неудачных объяснений того, что на самом деле имел в виду Аристотель.

Образовался целый спектр предположений о мире идей Платона, о платоновских идеях, о связи между платоновскими идеями и физическими природными формами, о том, что Аристотель думал об этих концепциях, существовали ли платоновские идеи раньше, в вещах или созданных формах, что Аристотель понимал под потенциальностью (возможностью) и актуальностью (реальностью) и т.д. И ученые до сих пор спорят об этих и связанных с ними псевдопроблемах.

Система, построенная Аристотелем с помощью его индуктивного метода, рассматривалась схоластами как система абсолютного знания, из которой знание может быть получено путем дедукции. Они также полагали, что знание может быть получено логически путем всё более широких обобщений или абстракций. Если бы только человек «мыслил правильно», он пришел бы к предельным абстракциям или категориям и, таким образом, к абсолютному знанию. Неясность всего этого лабиринта мысли ввела впоследствии Канта в заблуждение, заставив его построить «чистый» разум из категорий или абсолютных понятий.

Факты эзотерики о различных оболочках человека (по одной в каждом мире) дошли до схоластиков, разумеется, в искаженном виде, через Аристотеля, квазигностиков и арабов. Таким образом, они учили в своей психологии, что человек состоит из трех отдельных друг от друга душ: anima vegetativa (растительная душа), которую он разделяет с растениями и животными; anima sensitiva (чувствительная душа), которую он разделяет с животными; и anima rationalis (душа рациональная), которая была только его и которая считалась бессмертной и божественной по своему происхождению. Функция растительной души состояла в том, чтобы усваивать пищу; функция животной души - двигаться, воспринимать и желать; а человеческой души - мыслить.

Способность к размышлению растет по мере её осуществления, если только она не парализована идиотизацией разума. Несмотря на все яростные усилия церкви воспрепятствовать критике, неутомимое мышление, однажды пробудившись, стало мало-помалу обнаруживать одну нелепость за другой. В университетах всё больше стали различать, что истинно согласно теологии и что истинно согласно философии. Насколько ценились теологические истины, лучше всего показывают расхожие в то время фразы: «Ничто уже не может быть познано по той причине, что это известно теологам. Теологи основывают свои учения на баснях. Философы - единственные мудрецы в мире».

Однако последовала реакция, направленная на то, чтобы подавить всю подобную критику. Церковь, руководимая инквизицией, в конце концов увидела, как и все диктатуры, что только подавлением, отменой свободного выражения мнений, силой и, если всё остальное терпит неудачу, террором можно защитить веру. Только после Французской революции философы осмелились открыто выступить против догматизма. В протестантских странах условия были почти такими же плохими, как и в католических. Даже в 1840-х годах Шопенгауэру пришлось проконсультироваться с юристом, чтобы решить, осмелится ли он опубликовать одну из своих работ. Теология, как и любая другая диктатура со своей тиранией мнений, предписывает людям, что они должны думать, и исследованиям, как должна выглядеть реальность. Церковь, враг свободы, начала бороться за свободу, когда сама потеряла власть. Типично. 

Существует два вида объективного знания реальности: знание из мира идей и знание из естественных исследований. Схоластика не имела ни того, ни другого. Она не имела ничего общего с эзотерической системой ментальных знаний. Она знала о реальности не больше того немногого, что сохранилось в остатках аристотелевского естествознания. Схоластическая система была догматической системой невежества, критика которой запрещалась под страхом смертной казни. Война, которую здравый смысл вынужден был вести против неё, была долгой и ожесточенной. Лишь в середине XIX века все остатки схоластической мысли были сметены. Так трудно искоренить догматические системы, в сущности основанные на эмоциональных аргументах. Но в конечном счете никакие диктаторы, никакие лживые идиологии, никакие силы подавления не могут помешать человеческому духу в его поиске истины, препятствовать исследованиям в их бесконечном, непрерывном открытии реальности или философии в её построении новых временных систем для ориентации в полученных результатах исследований.

Борьба против схоластики была столь длительной, потому что церковь имела привилегию решать, что следует преподавать в университетах и городских школах, которые постепенно создавались. До XIX века образование в основном ограничивалось теологией, латынью, греческим, ивритом и соответствующей литературы. Всё должно было следовать традиционному стилю, любые отклонения от которого считались предосудительными.

Прорыв начался с открытия античной литературы в эпоху Возрождения. Кузанский и Бруно, Галилей и Коперник сумели выступить первопроходцами, потому что все четверо получили в свое распоряжение пифагорейские рукописи, посвященные астрономии, физике и другим вопросам. В этих трудах они узнали о гелиоцентрической Солнечной системе, о космосе, наполненном солнечными системами и т.д. История науки сохранила имена некоторых пионеров исследований и свободной мысли. Она часто забывает о миллионах мучеников за истину.

Новые открытия медленно, шаг за шагом делались в большинстве отраслей естествознания. В метафизике Бэкон, Гоббс, Декарт, Спиноза, Лейбниц и другие пытались сломить верховную власть схоластики и заменить её чем-то более рациональным. Однако их усилия были немногим более чем неуклюжими попытками интерпретировать то, что в последнее время было открыто в учениях древних.

Как правило, именно интуитивная идея побуждает мыслителей создать систему. Те, кто, освободившись от всеобщего фикционализма, посвящают себя попыткам постичь реальность, могут испытать некоторую интуицию, конкретизированную в ментальном видении. Это настолько мощный опыт, что мало кто может избежать его власти, но должен посвятить жизнь самоотречению, чтобы превратить идею в систему из того скудного материала, который в противном случае был бы недоступен. Поэтому, как правило, сохраняется только первоначальная идея, когда рушится надстройка. Таким образом прививается одна эзотерическая идея за другой, и тем самым постепенно становится возможным подготовить людей к пониманию эзотерической системы. За неимением фактов эти мыслители прибегают ко многим аргументам, которые воспитанные в схоластике принимали за доказательства, но которые представители более поздних времен часто находят озадачивающими и непонятными. Чтобы разобраться в попытках этих мыслителей решить философские псевдопроблемы, нужно быть знакомым с тем, как люди смотрели на вещи в свое время. Для «глубокомыслия» было характерным видеть в явном абсурде нечто аксиоматическое, мучительно пытаясь истолковать его новыми абсурдами.

Философия, согласно Фрэнсису Бэкону, есть наука о существовании, выведенная из совершенной системы. Это эзотерика. Пока вы не научитесь делать выводы, вы не овладеете системой. Но откуда получить эту совершенную ментальную систему?

Системы мышления, построенные на основе установленных и систематизированных фактов, являются средствами ориентации в хаосе бессистемно собранных, разрозненных фактов. Такие системы показывают, как далеко продвинулись исследования. При отсутствии достаточного количества фактов система дополняется гипотезами и теориями, более или менее произвольными предположениями и догадками.

Помимо этих естественнонаучных систем, философы и теологи создают свои системы, совершенно отличные от них. Научные системы рушатся, когда обнаруживаются новые факты, которые невозможно в них вписать. Философские системы разрушаются под ударами тарана критического анализа. Теологические догматические системы следует не критиковать, а только восхищаться ими.

Бэкон, пользуясь покровительством королевы Елизаветы, смог выступить с критикой схоластической системы, которую он назвал “аристотелевской”. Это была яростная, разрушительная атака на всё предыдущее, даже скромные, новые неуверенные попытки. Только естественное исследование, установление фактов, описание реальностей и помещение фактов в их правильные контексты обеспечивали знание объективной реальности. Ученые-естествоиспытатели должны были ограничиться исключительно причинно-следственными законами природы и пренебречь целесообразными. Необходимо было отменить господствующую догматическую систему невежества, поскольку ей слишком долго позволялось вводить человечество в заблуждение.

Бэкона обвиняли в том, что он не представил систему знания, которой, как он утверждал, обладал. Его осуждали и за многое другое. Когда история эзотерики однажды будет обнародована, эзотерическая аксиома, что всё, что мы знаем о великих, является легендой, подтвердится.

Бэкон был главой ордена розенкрейцеров и той системе, на которую он намекал, он обучал тех, кого посвящал в этот орден. В наше время появилось множество сект розенкрейцеров, которые ложно утверждают, что учат подлинной доктрине розенкрейцеров, которая никогда не попадала в руки непосвященных, и еще долгое время не будет допущена к огласке, потому что она содержит факты о еще не открытых силах природы, которыми человечество неизбежно злоупотребило бы для уничтожения жизни на нашей Земле.

Что касается той части эзотерической системы, которой теперь позволено стать экзотерической, то следует отметить, что безнадежно наивный вопрос: «откуда они могут это знать?», конечно, не имеет ответа, поскольку он не имеет отношения к делу. Эзотерик довольствуется тем, что просит критиков опровергнуть систему, что им должно казаться простым: указать на её ложные отправные точки, её логическую несостоятельность, присущие ей противоречия, абсурдные следствия и т.д. Другого способа опровержения не существует. Тот, кто отвергает всё это как просто вопрос веры (обычный вид «опровержения»), никогда не рассматривал дело логически. Эзотерическая ментальная система никогда не может быть ничем иным, кроме рабочей гипотезы для большинства людей. Как таковая она однажды будет признана единственно по-настоящему рациональной.

Только в рациональной ментальной системе царит согласие между «бытием и мышлением», между ментальными построениями разума и реальностью. Эта ментальная система может быть получена двумя способами: индукцией или дедукцией. Невежество должно идти медленным путем индукции и анализа, устанавливая факты и синтезируя их. Эзотерик идет быстрым и безошибочным путем дедукции из системы идей.

Бэкон хотел заменить систему Аристотеля атомистической теорией Демокрита.

Нескольких символических намеков, которые сделал Бэкон, было вполне достаточно, чтобы в глазах потомства заклеймить его как суеверного шарлатана.

То, чего невежество не понимает, его авторитеты называют надувательством. Прежде чем система идей может быть обнародована, её фундаментальные идеи должны быть привиты одна за другой, чтобы их можно было распознать, когда придет время выдвинуть всю систему. На самом деле, она была обнародована слишком рано. Вступительные экзамены в эзотерический орден были предназначены для того, чтобы выяснить, что латентно у неофита и какой степени ордена он сможет достичь. Ибо невежество либо отвергает, либо искажает всё, чего оно не понимает, кроме того, что эгоизм злоупотребляет эзотерическим знанием о неизвестных силах природы. 

У Бэкона никогда не было возможности продолжить свою новаторскую философскую работу, и он смог лишь экзотерически продемонстрировать полезность индуктивного метода исследования. Однако его критика схоластического метода проникла так глубоко, что люди до сих пор не осознали, что дедуктивный метод лучше всего подходит для обучения в школах. В школе речь идет о том, чтобы ориентировать молодых людей в неизвестной им вселенной, а не послать их исследовать её самостоятельно. При такой ориентации вы не можете действовать индуктивно, если хотите создать порядок, метод и ясность в умах молодых людей. Страх перед догматизмом ввел в заблуждение тех, кто не понимал, что самоуверенность - это вопрос «темперамента», независимо от того, какой метод используется. 

Индукция - это метод для исследователей, которые уже ориентированы и сформировали свою собственную систему, пусть и неосознанно. В противном случае всякое установление было бы случайным и бессвязным. Отрывочные факты без системы просто вводят в заблуждение. Дедуктивный метод делает обучение гораздо более интересным и легким для постижения, поскольку постижение идет от общего к частному. Дедуктивный метод, без формализованных способов вывода и догматизма, является лучшим уроком систематического мышления. Почему в школе учили таким несущественным вещам, как, например, зубы хищников, но ничего не говорили о биологической эволюции? Это придало бы смысл биологии. Слишком многие люди с латентным пониманием теряют в школе интерес к учебе.

Бэкон восстановил доверие человека к здравому смыслу и научил его видеть необходимость исследования, видеть, что есть разница между способностью к логическому умозаключению, которой может научиться самый простой ум, и способностью судить, которая предполагает знание и понимание; что первая является техническим методом, тогда как вторая требует знания фактов; что суждения общественного мнения не являются реальными суждениями; что большинство людей судят обо всем исходя из своего собственного ограниченного восприятия и тем самым становятся жертвами своих собственных идиосинкразий; что ученость большей частью состоит в знании догм и других догадок; что философы не постигли философских проблем, а только думали, что они их постигли.

При всей своей абсурдности схоластика позволила человечеству сохранить объективное представление о существовании внешнего мира.

Две проблемы, которые в основном интересовали философов, когда возобновились естественные исследования с Галилея, касались природы материи и взаимосвязи между сознанием и материей, особенно между телом и душой. Декарт, Спиноза и Лейбниц изобрели разные объяснения. Гоббс придерживался Эпикура.

Декарт начал свои философские рассуждения с того, что усомнился во всём и пришел к выводу, что он может сомневаться во всём, кроме того, что он мыслит, а поскольку он мыслит, то он существует. Скептицизм не может быть опровергнут этой фразой. Скептик также не принял бы софизм о том, что реальность должна существовать, поскольку иначе божество было бы обманщиком, который обманом заставил бы нас поверить, что она существует. Его доказательство существования бога столь же умно. Это звучит примерно так: если у нас есть особенно прекрасная фикция, то она правильна. Иначе у нас её не было бы.

Декарт был субъективистом. Согласно субъективизму, восприятие человеком объективных, материальных предметов или внешнего мира является чисто субъективным и не определяется ни предметами, ни внешним миром. Были предприняты все мыслимые попытки заставить людей поверить, что они видят не то, что видят. Например, утверждалось, что предметов может вообще не быть, что они могут быть, но что мы не можем этого доказать или объяснить, что предметы, возможно, отличаются от нашего восприятия их, что они являются только образами в нашем сознании. Эта навязчивая идея началась с Декарта. Юм, Кант и Фихте были особенно изобретательны в своих попытках логически доказать правильность субъективистского сомнения в существовании объективного внешнего мира. К счастью, удалось доказать абсурдность всех подобных попыток. Концепция здравого смысла восторжествовала, как будет объяснено далее. Для восприятия внешнего мира необходимо объективное сознание. О том, что мы не можем воспринимать объективно, мы не можем знать ничего. Таким образом, для восприятия сверхфизической объективной реальности требуемо сверхфизическое объективное сознание.

Декарт позаимствовал термин «субстанция» у схоластов. Они познакомились с понятиями духа и материи в персидской религии. Дух олицетворял свет и добро, материя - тьму и зло. Тем самым, термин «материя» был предан анафеме. Вместо этого употреблялся очень неопределенный термин «субстанция», означавший нечто необъяснимое, нечто, что, как предполагалось, лежит в основе качеств вещей. Используя термин «субстанция» вместо термина «материя», Декарт избежал риска быть обвиненным в союзничестве с силами тьмы.

Всё состоит из субстанции, независимой от всего остального. Бог - это «абсолютная субстанция». Человек относителен, а это значит, что он состоит из двух субстанций: тела, состоящее из материальной субстанции, и души, состоящей из нематериальной субстанции.

На самом деле, это всего лишь новые названия для представлений Хрисиппа о теле как о видимой и о душе как о невидимой для большинства людей материи. Фикция нематериальной субстанции определенно была изменением к худшему, поскольку она подразумевает противоречие. Слово «субстанция» - это просто другое слово, обозначающее материю.

Поскольку предполагалось, что субстанция, в отличие от материи, не состоит из атомов, ему пришлось найти способы перефразировать это. Он сделал тело состоящим из протяженности, а душу - из мысли. В результате объективные понятия стали субъективными. Подобным же образом субъективировались позже все объективные понятия, пока всё не стало субъективным.

Затем нужно было объяснить отношение между телом и душой. Это была псевдопроблема, которая заставляла бесконечно ломать голову и приводила к самым фантастическим эксцессам. Взаимодействие тела и души, согласно Декарту, осуществлялось с помощью особых жизненных духов. Другие считали, что божество вмешивается в каждый отдельный случай, устраивая всё к всеобщему удовлетворению. А некоторые предполагали, что это постоянное чудо было установлено богом раз и навсегда. 

Гоббс исходил из схоластики, но в своей философии заимствовал идеи софистов и физикалистов. Следующие его высказывания можно назвать эзотерическими.

Вся внешняя реальность материальна. Душа также материальна, хотя и слишком тонка, чтобы её можно было наблюдать. Любое движение предполагает наличие материи. Проявления души, помимо субъективных ощущений, также являются движениями в материи. Эзотерика согласна с тем, что мыслительным ассоциациям в мозге соответствуют физиологические функции клеток мозга, но она также утверждает, что мозговой субстанции недостаточно самой по себе. Как и всем другим основным видам сознания, ментальному сознанию соответствует собственный вид материи.

Гоббс выражает эзотерическую аксиому, говоря, что наука состоит в выводе следствий из причин и причин из следствий. Несмотря на свой в остальном весьма туманный физикализм без атомистической теории, Гоббс способствовал этими определениями упрочению физикалистского мировоззрения в Англии.

Очевидно, что концепция физикалистов значительно превосходит все другие философские теории. Они могут объективно исследовать по крайней мере один мир - физический. При этом они сохраняют здравый смысл. Они не отрицают существования внешнего мира. Всё, что противоречит здравому смыслу, то есть установлению фактов с помощью органов чувств, не может соответствовать реальности. Это тоже эзотерическая аксиома. Здравый смысл придерживается объективной реальности.

Примитивная атомистическая теория Эпикура в целом оставалась преобладающей в физикалистских кругах. После открытия электричества движение атомов было объяснено как вызванное электромагнитными силами. От этой теории не отказывались до тех пор, пока ядерная физика в ХХ веке не начала так называемое расщепление атомов. Эти эксперименты опровергли догму о «неразрушимости материи». Согласно эзотерике, неразрушимы только первоатомы. Вся составная материя растворима. Однако ядерная физика, пытаясь исследовать структуру материи, не достигла физического атома. Задолго до того, как ученые откроют физический атом, материя стала невидимой даже под самыми мощными микроскопами. Материя кажется «растворяющейся в ничто». Это, конечно, породило предположение, что «материя растворяется в энергию». Не существует энергии, свободной от материи. Энергия - это материя, токи «точек силы». Чем выше вид материи, к которому принадлежит молекула, тем меньше в ней содержания материи и тем больше её энергетический эффект. Когда-нибудь, когда будет возможно расщепить физический атом, будет получен новый основной вид материи, относящийся к эмоциональному миру, который недоступен большинству людей.

Спиноза исходил из Декарта. Он позаимствовал у него термины «субстанция», «протяжение» и «мысль». Но он усовершенствовал теорию, создав единую субстанцию из двух. Вместо этого этой субстанции были приданы два основных качества: протяженность и мысль (или тело и душа: материя и сознание). Он определял субстанцию как «то, что существует само по себе и воспринимается само по себе». Бог или субстанция или природа - это одновременно и разум, и закон природы, и формирующий принцип, и механическая необходимость. В боге мы живем, движемся и существуем. Добро положительно, зло отрицательно.

Следует добавить, что в эзотерике слово «душа» имеет двоякое значение: оно означает сознание как качество всей материи, а также определенный вид материальной оболочки для монады.

Независимо от того, называете ли вы, подобно Декарту, материю и сознание двумя различными субстанциями или, подобно Спинозе, рассматриваете их как одну субстанцию, обладающую двумя атрибутами, материя и сознание остаются двумя различными принципами, двумя различными аспектами. Эти два различных аспекта нельзя сделать тождественными или параллельными. Полученный таким образом «монизм» - это всего лишь игра слов. Ни материя, ни сознание не могут быть выведены друг из друга. И то, что не может быть объяснено чем-то другим, само по себе является изначальным, своим собственным основанием и причиной. Сознание так же абсолютно, как и материя.

Для Спинозы материя и сознание были разными сторонами одной и той же реальности. Тем самым он упразднил псевдопроблему какого-либо особого взаимодействия между телом и душой.

Психофизический параллелизм лишает и материю, и сознание всякой самостоятельности. Он также не может объяснить движение (силу, энергию, собственное движение, волю). Сознание без движения пассивно. Всегда очевидно, что ни один из трех аспектов реальности нельзя опустить или объяснить без того, чтобы результат не был расплывчатым, противоречивым, вводящим в заблуждение.

Другая проблема, которую тщетно пытались решить философы, - это проблема отношения между свободой и необходимостью, между свободой и законом. Спиноза подошел к решению настолько близко, насколько это возможно в теоретическом плане. Порядок, установленный законом, царит как во внешней объективной реальности, так и во внутренней субъективной реальности. Всё, что происходит, происходит в соответствии с соответствующими законами. Человек несвободен в той мере, в какой его действия определяются мотивами и самым сильным мотивом. Он может освободиться, работая над тем, чтобы сделать любой мотив самым сильным. Однако оказалось, что большинство мотивов кроется в подсознательных комплексах, которые проявляются автоматически и спонтанно.

Спиноза тщетно пытался решить свою главную проблему - проблему противоположности механических и целесообразных причин процессов.

Лейбниц, будучи посвященным ордена розенкрейцеров, владел знанием, что существование имеет три равноценных и неразделимых аспекта: материю, движение и сознание; что весь космос состоит из первоатомов (монад); что монады - единственно неразрушимые элементы во Вселенной; что все материальные формы распадаются, когда они выполнили свою задачу; что формы природы составляют восходящий ряд всё более высоких видов жизни; что монады развиваются (обретают способность воспринимать всё более высокие виды вибраций во всё более высоких видах материи) после того, как они пробудились к сознанию, войдя в оболочки и действуя как оболочки монад на более высоких стадиях развития.

Конечно, ему не позволили, да он и не осмелился бы представить дело таким образом своим совершенно неподготовленным и непонимающим современникам. Таким образом, он должен был найти способ намекнуть на истину. Результатом всего затраченного на это труда и остроумия стало просто множество нелепостей. Невозможно сделать эзотерику понятной путем экзотерического перефразирования и приспособления к господствующим фикциям.

Лейбниц использовал идею Декарта о нематериальной субстанции в качестве основного определения монады. Как уже отмечалось, субстанция не может быть нематериальной, поскольку субстанция не может быть ничем иным, кроме материи. На самом деле, в этом отношении на него повлияли его эзотерические знания о высших видах материи.

Он противоречил сам себе, когда оспаривал существование физического внешнего мира (Беркли), но тем не менее утверждал, что пространство, время, материя и движение обладают относительной, хотя и не абсолютной реальностью. Без уточнения того, что подразумевается под абсолютным и относительным в каждом конкретном случае, любое такое разделение совершенно произвольно и бессмысленно.

Лейбниц был математиком и стал жертвой своих математических концепций. Он считал, что атом «бесконечно» делим. Поскольку должен был существовать предел материальной делимости, неделимая монада должна была быть «нематериальной». Она была просто математической точкой силы. (Эзотерическое определение гласит: первоатом - это наименьшая возможная точка первоматерии и точка опоры для индивидуального сознания) Придерживаясь этой позиции, Лейбниц лишил себя возможности объяснить существование внешнего мира, поскольку даже бесконечное количество небытия никогда не может образовать даже наименьшей материальной величины.

Его трудность в объяснении отношения между телом и душой привела Лейбница к принятию абсурдной фикции «предустановленной гармонии». Эта конструкция объединяет несколько идей, не имеющих особой связи друг с другом: закономерность, предопределение, аналогичное соответствие, индивидуальность, единство всего, целесообразность, развитие. Бог раз и навсегда установил связь не только между телом и душой, но и между взаимными восприятиями всех монад. Тела действуют так, как если бы они не обладали сознанием, а сознание - как если бы оно не обладало телом, и оба действуют так, как если бы они влияли друг на друга. Монады не нуждаются ни во внешнем мире, ни друг в друге для того, чтобы развиваться, но всё это происходит как совместный часовой механизм внутри душ монад.

Постоянно поражаешься той огромной массе остроумия и глубокомыслия, которую философы могут потратить на построение одного абсурда за другим. При этом псевдорешения псевдопроблем формулируются с такой талантливой убедительностью, что не получивший образование в области философии проникается убеждением, что философ, которого он избрал своим интерпретатором реальности, действительно нашел «философский камень». Неподготовленному человеку нелегко противостоять подавляющей аргументации проницательного мыслителя. Как легко даже так называемые образованные люди становятся жертвами превосходящего разума, показывают ученики всех великих. Это особенно заметно, когда появляется «модный философ», обобщающий взгляды своего времени или выражающий то, что большинство людей готово принять. Без знания реальности философы будут беспомощно сбиваться с пути из-за каждой новой причуды. В конце концов приходишь к мысли, что философия - это не постижение реальности, а неспособность видеть сквозь фикции, особенно сконструированные собою же.

Еще одна вещь, которую можно заметить в этой связи, - это то, как поразительно легко превратить самую абсурдную фикцию в идею фикс, просто повторяя её достаточно часто. Можно также обнаружить, что люди испытывают бесконечные трудности в избавлении от тех ложных представлений, которые они однажды приобрели. Поэтому Бэкон и считал, что в философских школах ученики учатся «верить». И многие люди настолько влюбились в свою фиктивную систему, что о реальности и знать не хотят. Вся философия была субъективистской спекуляцией воображения вообще или односторонним рассмотрением только аспекта сознания.

Бэкон разрушил схоластическую систему для всех непредвзятых, проницательных мыслителей. Многие пытались выдвинуть новые системы. Их было немного. Вольтер был прав, восклицая: «О метафизика! Сейчас мы продвинулись так же далеко, как и во времена первых друидов.» (Философы, напротив, регрессировали. В последнее время они даже пытались отречься от своего наследия.) Физикализм Эпикура, каким его представил Гоббс, всё больше проявлял себя среди естествоиспытателей и объективистов. А что ещё было возможно?

Только объективные чувства предоставляют объективные факты о внешней, материальной реальности. Если у человека нет высшего объективного сознания, он ограничен физическим миром, и, следовательно, для него не может существовать никакой «метафизики» (науки о сверхфизической реальности). У обычного философа есть только три возможности: либо принять традиционную теологию или авторитетную эзотерику, либо продолжать заниматься спекулятивным фикционализмом.

Когда оказалось невозможным исследовать объективную материальную реальность с помощью объективных чувств, возникла мысль, что субъективный разум следует использовать в попытке исследовать мир сознания. Так начинается спекулятивный подход к теории познания. Обнаружив существование сознания, многие люди охвачены желанием исследовать его, не имея ни малейшего представления о том, во что они ввязались. Было бы легче переплыть Атлантику. (Кое-что, что психологи должны принять во внимание.) Те, кто полностью погружается в аспект сознания, теряют контакт с аспектом материи и тем самым теряют необходимый критерий истины, который сдерживает полёт воображения. Любая попытка разделения сознания, кроме как с помощью материи, обречена на провал.

Для Локка и Юма, английских субъективистов, главной проблемой было то, как мы приобретаем знание о внешнем мире. Они исходили из чувственных восприятий как единственного источника всех знаний. (Отсюда разделение реальности на «чувственный мир» = физический мир и «духовный мир» = сверхфизические миры.) Однако будет видно, что если достаточно долго сосредоточиваться только на восприятиях, то в конце концов не увидишь ничего, кроме этих восприятий, как если бы они были своим собственным источником, а объективное восприятие объектов внешнего мира не было бы вызвано (заметьте это!) и определено материальными объектами. Субъективисты приходят к выводу, что они могут воспринимать только восприятия предметов, но не сами предметы. Так называемые позитивисты более позднего времени развили эту идею еще дальше, заявив, что внешние материальные объекты состоят из чувственных восприятий, поскольку восприятия - это единственное, что мы можем осознавать.

Абсурдность того, что чувственные восприятия нашего физического организма являются исходным материалом для всех видов сознания: желаний, чувств, мыслей, интуиции, волеизъявления, - являются частью этих фантастических вымыслов. Для эзотерика существуют иные способы восприятия материальной реальности, кроме как с помощью физических органов чувств.

Из трех субъективистов, Локка, Беркли и Юма, только Беркли довел свой субъективизм до такой степени абсолютного, что отрицал даже объективное существование материального внешнего мира. Для Локка материя ещё существовала, хотя и воспринималась недостаточно. Юм считал, что внешний мир может существовать, но мы не можем «доказать», что он существует. И нельзя сказать ничего определенного о том, чего нельзя доказать. Общий, универсально значимый опыт человечества, очевидно, не решает этот вопрос.

Локк справедливо считал попытки предыдущих философов объяснить реальность неудовлетворительными. Тогда ему в голову пришла мысль, что нужно исследовать, в состоянии ли наш разум разрешить философские проблемы. Первое, что нужно было сделать, - это определить возможности и границы познания.

Эта попытка была обречена на провал, как и в те времена, когда её предприняли софисты. Эта идея привела к появлению новых псевдопроблем. Здравый смысл говорит нам, что мы можем иметь знание только о том, что мы пережили и что обработали. Наши возможности приобретения знания проявляются в результатах исследований: правильном прогнозировании и техническом применении. Они также являются доказательством правильности знания.

Согласно Декарту, идеи человека были либо врожденными, либо приобретенными посредством объективных ощущений (чувственных восприятий), либо сформированными им самим в результате обработки субъективным разумом содержания чувств. Локк отрицал возможность врожденных идей, утверждая, что ум ребенка с самого начала подобен чистому листу бумаги. Разум получает все знание из объективного чувственного опыта.

Поскольку именно с помощью объективных ощущений мы познаем свойства физических объектов, здравый смысл, конечно, считает, что не должно быть никаких оснований для отрицания определенных качеств объектов. Но, увлекшись идеей, что мы получаем все знания «от чувств» и, следовательно, всё кажется чувственными восприятиями, и будучи не в состоянии объяснить некоторые из этих чувственных восприятий (звуки, запахи, цвета), Локк прибег к предположению, что некоторые качества являются только субъективными и не являются одновременно объективными восприятиями. Однако он осознал, что существует внешний мир. Мы можем точно рассчитать затмения солнца и Луны и предсказать множество других явлений. Всё это не может быть простым совпадением. Предметы должны существовать, но, по-видимому, мы не можем знать о них больше, чем можем измерить и взвесить.

Локк, таким образом, совершенно произвольно и с роковыми для философии последствиями приступил к разделению качеств объектов на первичные и вторичные. Первичные качества он приписывал объектам. Вторичные качества он отрицал. К первичным или так называемым количественным качествам, которые каждый мог измерить, взвесить и сосчитать, относились форма, плотность, вес, движение, количество. К вторичным или «качественным» качествам относились звук, цвет, запах, тепло, холод и т.д. Таким образом, предполагалось, что эти качественные качества являются просто субъективными восприятиями в нас, которые мы приписываем объектам.

Отрицая определенные качества предметов, Локк лишил себя самого главного аргумента, когда пытался спасти существование внешнего мира. В своей беспомощности, вызванной самим собой, он нашел выход, заявив, что вера в то, что мир не таков, каким мы его воспринимаем с помощью наших органов чувств, противоречит здравому смыслу.

Именно в этом здравом смысле он усомнился при разделении качеств.

Эзотерика также не признает врожденных идей. Но монада сохраняет в своем подсознании латентную память о том, что она пережила в предыдущих существованиях. Когда в новой жизни мы вступаем в контакт с подобными объективными или субъективными реальностями, мы заново вспоминаем пережитый опыт, особенно если он был преобразован в знание, качество или способности. Без нового контакта старое знание остается латентным. Наша трудность заключается в том, чтобы понять, какой опыт мы имели ранее. В известной мере это явствует из того, что мы непосредственно узнаем, постигаем, понимаем или находим легким для освоения, будь то теологические, философские и т.д. системы или любой вид таланта.

Как только было положено начало лишать материю некоторых её качеств, «логическая непротиворечивость» потребовала, чтобы она была лишена всех своих качеств. Беркли - так звали логика, который также был епископом. Он считал, что мы никогда не воспринимаем ничего, кроме наших собственных восприятий. Объекты со всеми их качествами - это всего лишь скопление восприятий, удерживаемых вместе в сознании. Представления - не объективны, это не копии объектов вне нас, а копии идей других людей. Существовать - это то же самое, что быть кем-то воспринятым. Нет никакого внешнего мира. Вселенная со всем её содержанием существует только в сознании бога, и именно мысли бога мы принимаем за объективную реальность.

Просто повторяйте мысль достаточно часто, и в конце концов она станет неискоренимой. Большинство философов являются тому доказательством. Очень легко вообразить, что всё есть плод воображения.

Субъективисты, которые на самом деле беспомощно доводят до идиотизма свой здравый смысл, предприняли две отчаянные попытки спастись от собственной беспомощности. Они должны прибегать либо к мысли бога, либо к чьему-то сознанию как к причине своего собственного восприятия Вселенной. Таким образом, некоторые считают, что пока на нашей Земле есть хотя бы одно животное, способное наблюдать Вселенную, Вселенная существует. Но когда это последнее сознание также угаснет, субъективная Вселенная исчезнет. Объективной Вселенной никогда не существовало.

Такие вымыслы - не объяснения, а логические рассуждения, переходящие в фантазию. Но философы полагали, что они могут объяснить всё, создавая фикции.

Такой субъективизм часто основан на бессознательном круговом мышлении: представление - это продукт мозга, а мозг - продукт представления. Таким образом, субъективистам удалось устранить знание о том, что мозг является объективной материальной реальностью, а представление о мозге - объективным восприятием с помощью органов чувств. Субъективизм не может объяснить, как возможно познание материального внешнего мира.

Физическое эфирное объективное сознание устанавливает, что физический предмет, скажем камень, состоит из мельчайших частиц, находящихся в постоянном движении. Софистика, которая никогда не может допустить, чтобы это было так, но всегда должна превратить это во что-то другое, утверждает, что наше восприятие камня ложно, и в этом заключается главная ошибка субъективистов. Камень - это камень, и он такой, каким мы воспринимаем его нашими физическими чувствами в «видимом» мире. То, что в другом мире он воспринимается по-другому, десятью различными способами в десяти различных мирах, не имеет ничего общего с нашим физическим восприятием. Физики-ядерщики не знают, что им удалось проникнуть в новый мир, «эфирный мир».

Один из способов опровергнуть концепцию - продемонстрировать абсурдность ее следствий. Это была услуга, которую Юм оказал философии. Он опроверг субъективизм, уничтожив как субъект познания (душу, Я), так и объект познания (внешний мир с его материальным содержанием). Всё было просто бессмысленными восприятиями.

Согласно Юму, все наши идеи основаны на чувственном восприятии. Каждая отдельная часть сложной идеи основана на наблюдении. Мы не можем «перейти» от субъекта к объекту, от субъективного сознания к объективной реальности; более того, мы не можем даже доказать, что существует внешний мир. Всё есть только идеи, созданные нашим разумом и состоящие из различных видов чувственного восприятия. Юм убедительно показал, что субъективизм должен вести к скептицизму.

Так же не может быть никакого Я, никакой целостной души. Единственное, что мы встречаем в своем сознании, - это различные группы восприятий. Душа - это термин, обозначающий ряд мыслительных ассоциаций.

Юм также оспаривал справедливость закона причины и действия. Законы природы являются результатом привычных наблюдений. Мы отмечаем происходящее, разделяя его на «до», которое мы называем причиной, и «после», которое мы называем следствием. Мы всегда видели, как одно следует за другим, и предполагаем, что так должно быть всегда. Понятие причины мы выводим из субъективного ассоциативного принуждения.

Юм не смог найти никакой разницы между временной и причинной связью. У него не было опыта экспериментатора, который в своей лаборатории сам определяет временную последовательность (причину), а также предсказывает следствие в каждом отдельном случае с неизменной уверенностью. Юм не осознавал, что подчинение закону существования является необходимостью, поскольку в противном случае космос превратился бы в хаос. До сих пор не было найдено ни одного исключения из общепризнанного закона природы, за исключением того, что закон природы не обладает той всеобщей значимостью, которую ему приписывало невежество.

Юм был выдающимся аналитиком, неспособным к синтезу. Его интеллектуальная близорукость сделала его непревзойденным специалистом по выявлению ошибок в выводах, но помешала ему открыть принципы или систему в своем собственном мышлении. Он довольно наивно исходил из философского предрассудка, что в том, что не может быть доказано формальной логикой, всегда можно усомниться. Будучи истинным логиком, он больше полагался на свою логику, чем на свой опыт, больше полагался на свой субъективный разум, чем на объективное чувство. Единодушные заявления скольких бы то ни было людей не имело для него никакого значения. Он мог отрицать всё, что по его мнению, не могло быть логически доказано.

Против такого философского предрассудка эзотерика выдвигает фундаментальное положение о том, что доказательства субъективного разума являются фикциями, если они противоречат доказательствам объективного чувства.

Чувство прямо и непосредственно воспринимает материальную реальность. Оно отождествляет себя с объектом своего наблюдения в соответствии с законом тождества и отождествления: Я испытываю это. Утверждение субъективистов о том, что нельзя «перейти» от сознания к материальному объекту, является типичной философской фиктивной конструкцией, которая звучит правдоподобно и парализует мышление, но которую легко опровергнуть. Речь ни в коем случае не идет о «переходе» от любого отраженного образа к объекту. Непосредственное восприятие объекта превратилось в представление, независимое от объекта, вместо самого предмета. Визуальная картина - это не объект. Наблюдение - это не отраженный образ объекта, а восприятие конкретного объекта. Восприятие объекта - это не произвольное субъективное представление, а объективное восприятие объекта в его конкретности, независимое от сознания. Вся субъективистская линия мышления подразумевает тавтологию и логический регресс, и, следовательно, логически абсурдна. Тавтология: то, что представляет себе сознание, оно должно представить себе посредством своего собственного представления. Регресс: представление всегда должно быть представлением о чем-то, это представление о представлении, которое в свою очередь является представлением и т.д. до бесконечности. Тем самым субъективизм логически опровергается, чего более поздние философы (Рассел и др.) еще не осознали.

Если бы объекты не были основой познания, человек не смог бы в сознании провести различие между объективной реальностью и плодами воображения, вообще не открыл бы ничего объективного. Чувственное объективное сознание - это знание, поскольку объективное сознание постигает нечто независимое от сознания, определяемое чем-то внешним по отношению к сознанию. 

Чувство - это объективное сознание. Разум - это субъективное сознание. Таково первоначальное значение слов «чувство» и «разум». Чувство - это прямое, непосредственное, нерефлексивное восприятие реальности. Попытка субъективистов объяснить это психологически нелогична и вводит в заблуждение, смешивая логическую проблему и психологическую. Разум - это инструмент для обработки содержания ума. Разум получает весь свой материал о реальности и знаниях из чувства. Последующая проверка всегда доказывает правильность чувства. Наши ошибки начинаются с сомнений в правильности чувства, с неправильных рассуждений, с гипотез и других видов догадок.

Чтобы правильно понять постсхоластическую философию, необходимо полностью осознать, в каких невыносимых условиях она возникла. В большинстве стран полная свобода слова была невозможна до конца XIX века (около 1880 года). Церковь с её догматизмом и фанатизмом господствовала не только над государством, назначавшим чиновников и учителей, но и над общественным мнением с его неистовой агрессивностью. Церковь (у Вольтера были достаточные основания для его боевого клича: «Спаси от греха, сокруши бесчестного!») внимательно следила за тем, чтобы не допускались никакие новые идеи. Таким образом, постоянно преклоняясь перед церковной властью и горячо заверяя в своей верности догматической системе теологической тирании, философы были вынуждены относиться к новым идеям как к заблуждениям умов, затуманенных дьяволом, которые упоминались только для того, чтобы их можно было эффективно опровергнуть. Часто используемый прием состоял в том, чтобы высмеять и преувеличить до такой степени, что интеллигенция, осведомленная об используемом методе, увидела, что подразумеваемый смысл был прямо противоположен тому, что было сказано. «Великий Кант» - это пример того, как даже самая яркая сатира могла остаться незамеченной. Не в силах понять оговорки Локка, Кант отверг всю его философию просто на том основании, что Локк, продемонстрировав, что мы ничего не можем знать о невидимом, заявил, что существование бога можно доказать с той же неоспоримостью, что и математическое доказательство. Кант не подозревал, что он упустил прекрасную возможность улучшить сатиру, указав на то, какой большой потерей для человечества стало то, что Локк не представил этого доказательства. Следующее высказывание лорда Шефтсбери, покровителя Локка, показывает, насколько осторожными должны были быть философы. Лорд Шефтсбери ответил даме, которая слышала, как он сказал, что «умные люди на самом деле исповедуют только одну религию», и хотела бы знать, что это за религия. «Мадам, - сказал он, - умные люди никогда ничего не говорят». Они знали, от чего зависит их спокойствие. Следует добавить, что истине всегда тесно.

При обсуждении вопроса о догматической нетерпимости не будет лишним сказать кое-что и об условиях более поздних времен. Как правило, именно профессора университетов составляют научный авторитет, устанавливают догмы дня и решают, что считать истинным, а что ложным. Пионеры исследований, которые ещё не завоевали звание профессура и осмеливаются опережать свое время, настолько опережать, что медленно отстающее научное мнение не может угнаться, объявляются некомпетентными, если они осмеливаются противостоять общепринятым взглядам, и предаются молчаливому игнорированию. Существует довольно общее понимание того, что это препятствовало развитию.

Даже гарантированная конституцией свобода слова имеет свои риски. Из-за отсутствия у масс рассудительности, ослепляющей силы эмоциональных аргументов в сочетании с эгоистическими интересами отдельных индивидов и классов, толпу можно убедить поверить в то, что хотят от нее властолюбивые демагоги. Пропаганда с её психозами оказывает огромное оглупляющее действие, как это доказали миллионы раз фашизм, нацизм и большевизм. Пресса, кино, радио и телевидение (“ящик для идиотов”) убедительно показали, как быстро может быть снижен уровень вкуса, культуры и рассудительности даже так называемых образованных классов. Не имея фундамента знаний, человечество будет сбито с пути бесчисленными фантазерами.

Иногда на троне оказывался «вольнодумец», который позволял философам говорить свободно. После публикации (в качестве меры предосторожности обычно анонимно) их работы не могли быть легко подавлены, но им было позволено незаметно оказывать свое влияние. Было замечено, что никакая тирания не смогла в долгосрочной перспективе помешать голосу свободы быть услышанным. Ещё один урок истории состоит в том, что любой властью злоупотребляют, какой бы она ни была (не в последнюю очередь демократией и властью большинства).

Благодаря исследованиям тех, “чьи ночные светильники освещают мир”, взгляды образованных слоев населения проникли в Европу к концу 18-го века. Сначала робкие и осторожные, а затем всё более смелые в своей борьбе против тирании мысли, эти пропагандисты проложили дорогу для общественного мнения, которое должно было преодолеть деспотизм теологической диктатуры. Провозглашая неотъемлемые права человека с энтузиазмом и пламенным восторгом, они пробуждали порабощенные души от их состояния деградации.

Философы революции были типичными эклектиками. Их пропаганда, представляющая собой смесь фактов, полуправды, банальностей, сентиментального романтизма и революционного пафоса, воспламенила умы и запустила процесс разрушения устоявшихся порядков, который продолжается до сих пор. Наиболее важными из них в культурном отношении (на пару столетий опередившими свое время) были Вольтер и Руссо. Философия Вольтера была смесью Ньютона, Локка и Шефтсбери. В то же время он пропагандировал те либеральные идеи, которые произвели революцию в Англии. Его героическая, неустанная, самоотверженная борьба за справедливость, терпимость, гуманность, свободу мысли и любовь к человечеству против всех сил тьмы не может не вызывать восхищения. В этом начинании ему помогало множество энциклопедистов и популяризаторов. Они в основном пропагандировали физикализм, не подозревая о существовании высших материальных миров, в равной степени подчиняющихся законам.

Апостолы невежества думают, что нужно просто всё разрушить и «впустить воздух и свет», чтобы пустыня превратилась сама собой в рай. Просто провозгласите свободу, и все люди станут святыми. Просто проповедуйте братство, и все они станут ангелами. Просто уничтожьте всё унаследованное, и вы создадите идеальное общество. Просто скажите массам, невежественным в жизни, что они всё понимают, и всех жизненных проблем больше нет. Вольтер позже осознал опасность популяризации: «Как только массы начинают рассуждать, всё потеряно». «Как только массы принимают учение, оно становится ложью». (Кьеркегор)

Испытывая власть идей над собой и переоценивая их власть над всеми остальными, у кого они не были латентны, эти идеалисты (культурная элита) упускали из виду тот факт, что то, что для них, как для культурной элиты, было необходимым освобождением, не было лучшим для тех, кто видел в свободе лишь долгожданную возможность произвола и своеволия. Для культурного индивида отсутствие уважения и непочтительность являются признаками эмоциональной грубости и варварства. Это понимание нашло свое наиболее яркое выражение в древней китайской культуре, которая теперь погибла в новом цивилизационном варварстве. В истинной культуре всё, связанное с диктатурой (бесправием), исключено. Знание предназначено для тех, кто уже приобрел его, а вместе с ним и понимание свободы, обусловленной законом, и ответственности, сопутствующей свободе. Для людей, находящихся на стадии варварства, гуманность - это то же самое, что требовать права без обязанностей. Равенство ведет к презрению ко всему высшему. Глупец не только есть хозяин своей собственной мудрости, что является его очевидным правом, но он хочет быть авторитетом для мудрых.

Все революционные идеалисты виновны в этих и подобных им ошибочных выводах. Они верят, что идеи, побуждающие их жертвовать всем ради истины, справедливости и свободы, сокрыты и в других людях. Они верят, что если только несколько человек покажут пример, то все остальные последуют за ними. Сколько этих людей с болью в сердце видели, как их идеалы, которые были им дороже всего на свете, были растоптаны в прах теми, кому они пытались помочь, презираемые эгоизмом и жестокостью! Сколько из них сами стали жертвами слепой ярости освобожденных масс!

Среди всех этих неразумных сангвиников был только один реалист - Руссо. Именно ирония судьбы сделала Руссо избранным философом французских революционеров, и поэтому многие ошибочно судили о нем. Приведенных ниже цитат из него должно быть достаточно. Они говорят о многом: «Лучшая естественная конституция - это та, согласно которой мудрые правят невеждами. Демократия - это форма правления, подходящая не для людей, а для расы богов. Никогда не было и никогда не будет настоящей демократии». Руссо не питал иллюзий относительно ценности той философии, науки и культуры, которые были у него перед глазами. Он даже зашел так далеко в своем презрении к поверхностности и легкомыслию аристократии своего времени, что объявил разум никуда не годным, а мыслящего человека выродившимся животным. Культура и философия способствовали развращению человека. Вольтер поблагодарил его, саркастически заметив, что у него «появилось желание ходить на четвереньках». Конечно, люди неправильно поняли Руссо, который под «возвратом к природе» подразумевал освобождение от искусственности и притворности, которые всегда были присущи европейской культуре.

В учебниках французская популярная философия обычно упоминается в связи с немецким гуманизмом, революцией другого рода. Лессинг, Гердер, Шиллер и Гете были посвященными розенкрейцерами, представлявшими суверенную точку зрения, совершенно отличную даже от профессиональных философов (Канта и т.д.), которые всё ещё имели дело с принципиальным мышлением, характерным для стадии цивилизации. Они показали, что достигли уровня перспективного мышления стадии гуманности, которое облегчает соприкосновение с миром идей. Как и в Древней Греции, именно эти гуманисты, пирамиды в Сахаре немецкой культуры, сделали свою эпоху временем нового расцвета в европейской истории. До тех пор немецкая «культура» была французской. Эти люди превратили полуварварский немецкий язык в совершенный литературный язык. Они пробудили к жизни немецкий индивидуальный характер и освободили литературу от подражания классическим и французским образцам, а мысль - от господствующего умствующего рационализма. Они вынудили церковь открыть в Евангелиях весть о любви, единственном спасении, на которую до тех пор мало обращали внимания. Они стали поборниками истины и справедливости, терпимости и гуманности. Истинное величие этих людей до сих пор не понято.

Лессинг, которого называли исследователем истины и врагом лжи, подчеркивал различие между богословским догматизмом церковных соборов, евангельским учением о Христе и эзотерическим учением Христа. Демонстрируя законы стиля, он заложил основы современной эстетики. В своей работе "Образование человечества" он объяснил развитие культуры и концепции права - от стадии полного невежества к конечной цели в туманном и отдаленном будущем. Различные религии отмечают различные стадии развития. Ни одна религия ещё не сказала последнего слова. Человечество продвигается шаг за шагом, направляемое непрерывным раскрытием эзотерических знаний через идеи. Насколько он опередил свое время, лучше всего явствует из того, что он осмелился указать на то, что перевоплощение (а не метемпсихоз, подразумевающий, что человек может переродиться животным) является единственно возможным способом соединения всеведения, бесконечной доброты и всемогущества божества с очевидным существованием зла и кажущейся несправедливостью жизни.

Отношение людей к новым идеям, их нетерпимость и маниакальное преследование всех носителей идей, их неспособность воспринять реальные идеи, к окончательному признанию которых можно прийти только постепенно и поодиночке, - вот некоторые из причин, по которым эти знания держались в секрете. Знание реальности доступно только тем, кто не может злоупотреблять властью, для тех, кто готов пожертвовать собой ради служения человечеству, эволюции и единству. Как и все другие ордена эзотерического знания, розенкрейцеры учили, что всё существование - это гигантский процесс развития. Монады, которые в минеральном царстве имеют лишь возможность активного сознания, в каждом высшем царстве приобретают более высокий вид сознания, всё большее участие в космическом совокупном сознании. Лейбниц выдвинул эту основную идею, а Лессинг внес несколько относящихся к ней идей.

Гердер разработал философию истории. Для философов так называемого просвещения история была историей человеческой глупости и жестокости. Для Лессинга это была история медленно пробуждающегося разума. Гердер видел в истории стремление человека к индивидуальности. В человеке вся природа пробуждается к ясности и самосознанию. Не вдаваясь в подробности, он описывает, как душа живет между воплощениями в великолепии яркого пространства и ищет свой путь обратно на землю, чтобы обрести самосознание и самоопределение, развить самосознание до единого сознания, охватывающего всё больше и больше (эзотерически: приобретать всё больше интуитивных идей как подготовку к окончательному пониманию системы эзотерического знания). Гердер подчеркивал, что историк должен войти в описываемые им эпохи и попытаться понять каждый период с точки зрения его специфических условий и способов рассмотрения. Можно увидеть проблеск идеи истории как пробуждающегося разума, идеи, вокруг которой Гегель должен был поднять большой шум, должным образом приводя её в беспорядок. «Юм считал, что истоки религии следует искать в страхе человека перед неизвестным. Гердер считал, что она является первой попыткой первобытного человека объяснить существование. Ветхий Завет, давший Вольтеру неисчерпаемый источник сатиры, был для Лессинга первой настольной книгой человечества, а для Гердера - оригинальной национальной поэзией. История жила в виде сказки, а сказка - в виде истории».

Шиллер осознал, что категорический императив Канта был попыткой заменить заповедь Моисея «ты должен» «предписанием долга» совести на подобие самоопределения, а потому не выражением истинной автономии; что мораль - это свобода, а не принуждение (даже изнутри). Шиллер отказывался принимать любую существующую форму религии на религиозных основаниях и любую господствующую философию на логических основаниях.

Гете, мастер синтеза, усвоил большую часть собранных идей человечества. Знаток найдет везде в высказываниях посвященных намеки, которые выдают источник их знания. В таких случаях историки будут тщетно искать первоначальные источники. Каждый накладывает свой отпечаток на идеи в соответствии с собственной индивидуальностью. Таким образом, только те, кто способен придать им самостоятельное выражение, созрели для них.

Будучи посвященным, Гете получил знание некоторых фундаментальных фактов. Например, он знал о высших мирах и о том, как невозможно человеку, воспринимающему только видимый мир, пытаться самостоятельно объяснить существование. Он также знал, что между сознанием и материальной реальностью нет пропасти, что сознание прямо и непосредственно воспринимает эту реальность, что материя, движение (энергия) и сознание являются различными аспектами одной и той же реальности.

Всякое понимание зависит от участия индивида в космическом разуме. Все существа обладают этим знанием в той мере, в какой оно им необходимо для дальнейшего развития, а также в какой они приобрели жизненный опыт и способность к выражению этого опыта на своем уровне развития. Человек продвинулся так далеко, что он способен постигнуть, что есть нечто большее, чем видимое, что высшее существование не может быть понято на низшей стадии развития, что человек будет способен постичь смысл существования, как только получит требуемые факты.

Согласно эзотерическому представлению об искусстве Гете, художник должен стремиться открыть первичные формы, которые в природных формах жизни стремятся к совершенству, и поместить общее в частное, как и закономерность в природе. Художник должен стремиться превзойти природу. Для художественного изображения подходит только то, что выражает идею. Произвол субъективизма Гете справедливо охарактеризовал как необузданность.

Именно благодаря Шиллеру, который понимал Платона лучше, чем кто-либо до него, который избавился от кантовского словоблудия и сформировал свою собственную рациональную теорию познания, Гете научился понимать то, что Кант со своей абсурдной схоластикой не мог объяснить. Шиллер показал, что мы можем постичь частное только из общего, что идея является всеобщей и необходима для правильного восприятия, что идея позволяет поместить факты в их правильные контексты, что идея может правильно объяснить реальность.

Как и все посвященные, Гете знал, что все достигнут высшей божественной стадии через различные промежуточные божественные стадии. Одно и то же божественное единство жизни присутствует во всём, как внутри всех существ (бог имманентный), так и вне нашего собственного существа (бог трансцендентный). Это божественная природа производит всё во всех, заставляет каждое существо достичь своей конечной судьбы. Религия - это единство, которое человек ощущает, когда переживает, как в жизненной необходимости (Закон = совокупность всех законов природы и законов жизни) всё взаимодействует для достижения наилучшей возможной цели.

Мы здесь для того, чтобы получать опыт и учиться на нем. Каждый человек сам ищет условия, в которых можно учиться. Наше развитие зависит от того, как мы используем своё время для познания реальности и законов жизни, приобретения знания, качеств и способностей. Мы можем учиться на всём. Нет ничего банального, ничего слишком простого, и нет незначительного опыта, если мы правильно его понимаем. Как человеческие существа, мы становимся готовыми к более высоким задачам, когда усвоили всё, что находится в пределах наших возможностей. 

Считалось, что Гете принял неудачную конструкцию так называемого морального закона, предложенную Кантом, с его обязанностью повиноваться, чувством принуждения и отменой свободы (как только обнаруживается фиктивность кантовской автономии). Ничто не могло быть более ошибочным. Будучи посвященным, Гете знал о великом Законе, совокупности всех законов природы и законов жизни, которые мы сами должны искать, находить и усердно учиться применять, если мы хотим достичь высшего, быть способными отождествляться с божественными реальностями. Именно этот закон, а не фикцию Канта имел в виду Гете.

Бог-природа управляется вечными, непоколебимыми законами, которые исключают любой произвол и своеволие. Мы подчиняемся законам природы, даже когда пытаемся бросить им вызов. Мы действуем в соответствии с ними, даже если считаем, что действуем вопреки им. Зло тоже по-своему служит добру. Закон развития приводит всё к своему окончательному завершению.

Многим читателям может показаться, что весь этот романтизм можно было бы смело опустить в данном обзоре, цель которого лишь - проследить человеческое мышление в его стремлении к истинно разумному объяснению существования. Однако эти романтики всё ещё играют слишком большую роль, чтобы это было возможно. Давно пора должным образом указать на их надуманные ошибки. По большому счету история философии - это история ошибок. Её значение заключается в том, что она объясняет необходимость знания фактов для формирования мнений, что невежество без фактов о существовании порождает только абсурдные вымыслы и причуды, что нельзя даже правильно задать вопросы, пока не знаешь правильных ответов.

Философия романтизма продолжала дезорганизовывать менталитет, процесс, начавшийся с софистов, был продолжен схоластами, чтобы коснуться дна с Гегелем. То, что пришло с тех пор, - это инфантильные попытки подражания.

Эти романтики - лучший пример того, как рискованно погружаться в мир мыслей настолько глубоко, что теряешь контакт с реальностью и принимаешь фантазии за факты или аксиомы. Так легко забыть, что концепция и реальность вовсе не обязательно имеют что-то общее друг с другом. Несомненно, системы необходимы для понимания реальности. Но мы должны довольствоваться созданием ориентирующих систем исследования, пока не приложим усилий для изучения эзотерической системы. До тех пор мы должны ограничиться попытками вписать факты, установленные в ходе исследований, в их правильный контекст.

Своим комичным высказыванием (принятым философским потомством) о том, что «реальность соответствует нашим представлениям», Кант (подобно софисту Протагору в свое время) широко распахнул дверь для философских заблуждений. Недвусмысленно он проявил типичную тенденцию субъективизма, тенденцию к суверенному произволу. Это становится очевидным у него и у трех его ближайших последователей: Фихте, Шеллинга и Гегеля. Читая их, можно подумать, что слушаешь лекции по эмоциональному миру, в которых на практике демонстрируется, как материя подчиняется малейшему намеку сознания, и, таким образом, что реальность – это всего лишь плод воображения. Такая ошибка была бы объяснима как в эмоциональном, так и в ментальном мире. Но это не относится ни к нашему видимому миру, ни к миру платоновских идей. А физический мир - это тот, в котором мы находимся и которого мы должны придерживаться, пытаясь понять его реальность. Мы узнаем о других мирах, когда попадём туда. В данном контексте они не имеют отношения к делу. Каждый мир стоит особняком, хотя существуют определенные аналогии.

Субъективисты проявляют явную склонность к произволу. У романтиков этот произвол проявился в их своевольной интерпретации непреходящей реальности.

Обманувшись названиями его книг, мир назвал Канта критическим философом. Насколько незаслуженно это почетное звание, будет показано, когда мы будем говорить о Канте. Это общая черта людей - они считают себя кем-то, кем у них нет никаких возможностей стать. Самообман велик, и желание - это отец мысли. Именно Кант завел философию в тупик, где всё ещё блуждают его ментально дезориентированные последователи.

Характерной чертой Фихте, Шеллинга и Гегеля является их стремление к конструированию, делающее восприятие поверхностным, попыткой втиснуть идеи в искусственные рамки, не понимая стоящей за ними реальности.

Фихте и Шеллинга называли трансцендентальными философами. Это должно означать, что они были философами имманентности и держались в границах возможности познания обычного индивида, то есть в пределах физического существования, единственно разумного для тех, кто не приобрел каузального сознания. На самом деле они тоже были «метафизиками», хотя в ещё более фантастическом виде.

Философия Гегеля была провозглашена некоторыми как абсолютная философия. При этом они определили неразумное как «абсолютное». В понятийном отношении абсолют - это то, что является аксиомой.

Шеллинг и Гегель изучали всё, что могли достать во всех дисциплинах, которые, конечно, были тогда ещё в зачаточном состоянии, чтобы найти материал для своих систем воображения. Они усердно пользовались идеями, исходившими от тех многих гуманистов, которые с середины XVIII века активно работали над повышением уровня культуры. Они засунули эти идеи в смирительную рубашку своих фиктивных систем, не беспокоясь о том, что идеи при этом были сильно искалечены.

Учебники истории философии дают совершенно ложное представление об этой спекуляции, поскольку абсурды были отсеяны, идеи лишены своих нелепых обрамлений, и всё это, таким образом, стало довольно презентабельным. То, что комментаторы спустя годы считали возможным усмотреть в трудах своих предшественников, часто ошибочно приписывалось им. Чтобы понять, к чему они клонили, стоит обратиться к работам самих романтиков с их бесконечным многословием, утомительным жонглированием идеями и придирками к словам. Тогда вы увидите, что их хваленые идеи были отчасти старыми эзотерическими идеями, отчасти такими, какие можно найти в современной литературе. Единственно оригинальной была их новая формулировка. Эзотерик увидит, что логичное не было новым, а новое не было логичным.

Многие люди неправильно изучают философию; они вырывают идеи из контекста, в результате чего данные идеи теряют то значение, которое они имели для разных мыслителей. Эти идеи были известны древним, но в более поздних системах они были неверно истолкованы и плохо обработаны. Существенным является сама критика, демонстрирующая остроту понимания концепции различными философскими интерпретациями, критика многих неправильных представлений об этой идее.

Снова и снова встречаются такие фразы, как «сказал Спиноза», «сказал Фихте» и т.д., до бесконечности, предваряющие то, что они никогда не имели в виду. Таким образом, им приписывают идеи, которых у них никогда не было, поскольку они неправильно их понимали. Открытия и наблюдения более поздних времен находят отражение в их работах. Они использовали эти слова, но не понимали их рационального содержания или содержания реальности. Надо остерегаться всезнаек, которые своими умствованиями пытаются объяснить, что «они действительно имели в виду».

Возможно, не так уж далеко то время, когда изучающие философию, читая труды этих романтиков, будут с удивлением спрашивать себя, как такое могло быть написано, напечатано и принято как рациональное. Как метко заметил Шопенгауэр, характерной чертой немецкого менталитета является склонность видеть в непостижимом бездны глубокомыслия, и предпочитать смотреть в облака за тем, что лежит у собственных ног. В схоластике тоже обнаруживается та же тенденция делать всё как можно более сложным, а самоочевидное - непостижимым, пытаясь объяснить это с бессмысленным глубокомыслием. Кроме того, образование в те дни было явно схоластическим, сковывающим мышление. У образованных людей потребность освободиться от этих оков мысли была настолько велика, что они были готовы принять всё, что освободит их от интеллектуальной тирании, которую они чувствовали всё более угнетающей. Из множества нелепостей, из которых им приходилось выбирать, они выбрали новую, представленную в виде, привлекательном для тех, кто был чрезмерно образован в области схоластики. Конечно, не было никакой возможности опровергнуть фантазерство фактами исследования, поскольку в те времена естествознание, которое было единственным способным дать знание хотя бы о физической реальности, едва существовало.

Философия Канта оказала такое разрушительное и парализующее мышление влияние, что, к сожалению, необходимо подробно рассмотреть некоторые наиболее важные из его многочисленных произвольных построений. Нелегко было обнаружить и опровергнуть их ложность. У значительного числа философов, математиков и естествоиспытателей ушло более 150 лет на то, чтобы устранить все фикции Канта.

У многих авторов учебников по истории философии, равно как и общих энциклопедий встречается неискоренимая, казалось бы, фраза о том, что Кант был чудом проницательности и глубокомыслия. Бесчисленное множество ученых заработали себе докторские степени и профессуры благодаря его философии. Каждый считал себя способным показать, что Кант должен был иметь в виду по тому или иному вопросу. Все выдвинутые различные толкования были подкреплены множеством доказательств. Поскольку никто не смог понять его, только самые трезвомыслящие осмелились предположить, что, возможно, великий Кант ошибся в каком-то незначительном пункте. В письме к своему другу Беку Кант сам признавался: «Я признаю, когда пишу это, что не понимаю даже самого себя». (Неудивительно, что в конце концов он стал слабоумным.) Учитывая, сколько требуется для достижения такого осознания, было бы не слишком смелым сказать, что это лучшее, что когда-либо говорил Кант. Лихтенберг сатирически заметил, что философы, будучи не в состоянии понять Канта, обвиняли не Канта, а свой собственный разум. Кроме того, казалось бы, неспособность Канта выразить свое мнение должна была стать достаточным предупреждением. Ни один здравомыслящий интеллект не напишет так. «Неясное письмо - это неясное мышление». Давно пора показать Канта таким софистом, каким он был. Ницше охарактеризовал его, недоброжелательно, но отнюдь не без основания, как «переросшего концептуального калеку».

Кант был схоластом, логистом, психологистом, субъективистом, позитивистом, агностиком, прагматиком, антиметафизиком и приверженцем другой метафизики. Все эти различные взгляды всегда находили у Канта что-то полезное. Неудивительно, что он стал тем авторитетом, на которого все могут ссылаться.

Многочисленные ошибки Канта включают, среди прочего, его разделение реальности на феномен и вещь в себе; его абсурдное утверждение, что материя есть нечто совершенно неизвестное и лишенное качеств; его неудачные изобретения пространства и времени как форм постижения «чистого» разума, категории, априорные синтетические суждения, антиномии разума, «практический» разум, категорический императив и три «трансцендентные» идеи. Этим безумием студенты, изучающие философию, были доведены до идиотизма.

Кант был схоластом. Вся его философия была посвящена форме и содержанию схоластики. Странными были вещи, которые он из них делал. Форма стала «чистым» разумом (пустым разумом без содержания). В эту форму он поместил двенадцать различных разделов, которые он почерпнул из форм суждения схоластики. Им были даны впечатляющие названия категорий (собственно: предельные абстракции). По этим категориям он рассортировал все чувственные восприятия человека, сказав, что мы не можем воспринимать реальность никаким другим способом. Это равносильно утверждению, что мы не могли бы воспринять моря и континенты земного шара иначе, как через сетку долгот и широт. Он не указал никаких единиц восприятия, которые логически синтезировали бы психологические восприятия. Его категории – это произвольные конструкции. И он не объяснил, как возникли те единицы восприятия или понятия, которые использует чувственная деятельность. Эти единицы позже привели к различию между тем, что первично в логическом, и тем, что первично в психологическом отношении.

Тот факт, что Хегерстрему так и не удалось освободиться от Канта, проявился в его постоянном лозунге: «Метафизика должна быть уничтожена». Это было вполне в духе Канта. То, что Кант был агностиком, несмотря на то, что он говорил о религии, явствует из его отрицания существования духовной реальности.

Кант был субъективистом. В первом издании своего теоретического труда он отрицает существование материального внешнего мира, которому было позволено существовать только в нашем воображении. Это явствует из следующей цитаты: «Если я устраню мыслящего субъекта, весь мир должен исчезнуть». Или: «Мир перестает существовать, когда мы отворачиваемся от него». Абсурдность этого взгляда иллюстрируется выдающимся учеником и «престолонаследником» Канта, согласно которому «Наивно говорить, что предметы существуют не только в нашем воображении, но также и в реальности», и «Геологические процессы не имеют объективного существования, поскольку не существовало сознания, которое могло бы их наблюдать. Вся космология Лапласа собственно не может быть истинной, ибо она есть описание объектов, которых никогда не было, поскольку они ведь могли существовать только в мозгу» (§28, §85). Это означает, что мы ничего не можем знать о том, что является объективной основой и критерием нашего знания: о самих объектах.

Во втором издании Кант пытался «спасти» существование внешнего мира. Ирония философской судьбы состоит в том, что потомки, веря в непогрешимость Канта, не имели нити Ариадны и не могли найти выход из гротескного лабиринта, что сделало «монстра» в нём самым огромным из всех.

Кант был психологистом, под этим термином подразумевается теоретик познания, пытающийся заменить логическую концепцию реальности объяснениями физиологии органов чувств.

Кант был логистом. Видимый мир был конструкцией субъективных понятий. Последующие романтики взяли это за отправную точку и построили реальности из фикций (как это делали схоласты), которые не имели ничего общего с реальностью. Только в XX веке философы в целом осознали, что знание реальности состоит из фактов, помещенных в их правильные контексты, и что эти контексты составляют единственно реальную систему знания. До тех пор, пока эта система не будет полностью построена, мы должны довольствоваться временной системой, чтобы иметь возможность ориентироваться в реальности.

Пространство и время не являются формами восприятия, независимыми от материи. Достаточно указать, что как физический, так и эмоциональный и ментальный материальные миры, как и все ещё более высокие миры, имеют свои собственные виды пространства (измерения) и времени (длительности) и что они определяются природой материальной реальности. Благодаря деятельности своих органов чувств ребенок уже в первый год жизни автоматически вырабатывает правильные «инстинктивные» представления о ряде качеств, присущих материальной реальности, которые впоследствии благодаря деятельности разума будут сформированы в понятия. Автоматизм чувств - это в основном инстинктивный, механический процесс - один из многих процессов, постоянно происходящих в подсознании, преобразующий многообразие переживаемого в те единицы восприятия, которые делают возможным или облегчают чувственную деятельность. На более высокой ступени развития разума этой деятельности соответствует осмысление идей, что также является процессом обретения единства.

Например, восприятие пространства развивается путем наблюдения форм материи, а восприятие времени - путем наблюдения различных видов временных интервалов. Как математическое понятие, физическое пространство строится на основе определений его трех измерений таким же образом, как и другие математические базовые понятия (аксиомы) строятся на основе элементов опыта, предоставляемых органами чувств.

Сознание обеспечивает необходимые условия, материал для описания реальности или установления фактов. Разум перерабатывает этот материал путем размышления. Если результат неверен, то это вина не чувств, а разума. Чувства наблюдают за движением Солнца по небу. Объяснение разума, что это происходит потому, что Солнце движется, в то время как земля стоит неподвижно, неверно. Некоторые вводящие в заблуждение оптические преломления («оптические противоречия») будут устранены при продолжительном наблюдении. Правильные объяснения разума обычно приходят много позже. Разум получает весь свой материал реальности и материал знания от органов чувств. Разум - это наша способность к обработке, расследованию и конструированию. Последующая проверка всегда доказывает правильность чувств. Наши ошибки начинаются с рассуждений, с гипотез, теорий и всех других видов объяснений.

Большое внимание было уделено синтетическим суждениям a priori, этой причуде Канта. Правильное объяснение априорного в нашем восприятии давным-давно дал Платон. По его словам, существует другой вид уверенности, чем уверенность обычного опыта. Эта уверенность является результатом воспоминания заново концепций, приобретенных в предыдущих воплощениях. Таким образом, все априорное в конечном счете получено из опыта. Непогрешимость математики в остальном обусловлена тем, что она представляет собой наглядно точное построение аксиом, полученных на основе опыта физической реальности и трех измерений физической материи. Кстати, животные тоже приобрели ту же априорную уверенность, которая проявляется в их инстинктивном и спонтанном доверии к всеобщему соответствию жизни закону, несмотря на их незнание оснований и причин. Кантовские определения аналитических и синтетических суждений неверны, поскольку основаны на его смешении психологических и логических критериев.

Многие изобретения Канта включают в себя его так называемые антиномии разума. Конечно, в самом разуме нет противоречий. Тот факт, что мы используем довольно много взаимоисключающих гипотез, объясняется тем, что нам не хватает фактов, необходимых для объяснения. Каждое применение закона тождества абсолютно. Согласно закону тождества, понятие как понятие абсолютно. Любой дедуктивный вывод является абсолютным. Каждый факт является абсолютным. В сочетании с другими понятиями, понятие приобретает относительное значение. Антиномия разума означает, что что-то в самой функции нашего разума заставляет нас помещать факты в неправильный контекст. Это очевидная бессмыслица. 

Кроме того, произвольное разделение реальности Кантом на феномен и вещь в себе вводило в заблуждение. Он нашел у элеатов термины «феномен» (физическая реальность) и «ноумен» (ментальная реальность). Не понимая этих двух совершенно правильных различий, Кант сделал феномен, или видимый мир, иллюзорной реальностью (внешней), материей, лишенной всех качеств, а ноумен (вещь в себе) - непостижимой причиной иллюзорной реальности. Кант также установил совершенно произвольную и непреодолимую границу между исследованным и ещё не исследованным, между тем, что может воспринять обычный индивид, и тем, что способно установить лишь высшее объективное сознание. Чтобы ещё больше подчеркнуть эту противоположность, Кант изменил определение слова «трансцендентальное», обозначив его противоположность «трансцендентному». «Трансцендентальное» должно было означать «в границах человеческого понимания». «Трансцендентное» означало то, что находилось за пределами этих границ, что было непостижимым, непонятным, иррациональным, метафизическим. Трансцендентальное - это обработка разумом физического опыта. («Трансцендентное» и «трансцендентальное» не различаются в употреблении других языков.) Кант называл свою философию трансцендентальной философией. Со свойственной ему неясностью и двусмысленностью он также называл её метафизикой. Конечно, прошло много времени, прежде чем стало очевидным, что Кант отвергал все «метафизическое» как непостижимое для разума. С присущей ему самоуверенностью он объявил, что «никакой метафизики сверхчувственного никогда не будет написано». Кант не был бы Кантом, если бы даже в этом вопросе не противоречил самому себе. Он однозначно утверждает, что мы ничего не можем знать о «вещи в себе». Тем не менее, он делает два совершенно непонятных утверждения по этому поводу, оба из которых, конечно, ложны. Таким образом, он утверждает, что материя, которая на самом деле содержит все качества жизни, лишена всех характеристик и абсолютно лишена качеств. Говорить о «внутренней стороне природы» (совершенно правильно, конечно, эзотерически) - это, по его словам, «чистое воображение». Далее он утверждает, что сверхфизическая реальность, о которой ничего не известно, находится «за пределами пространства и времени». Это вводящее в заблуждение выражение Канта с тех пор стало крылатым. Таким образом, Кант считал, что пространство и время принадлежат к феноменальному миру (видимому миру, трансцендентальному), а не к метафизической (трансцендентной, сверхфизической) вещи в себе. В своем незнании реальности он не подозревал ни о существовании тех высших миров, существование которых утверждают как эзотерика, так и индийская философия йоги, ни о том, что выражение «вне пространства и времени» обозначает пифагорейский хаос, вне космоса. Можно с полным основанием сказать, что Кант, как и схоласты, делал всё возможное, чтобы ввести в заблуждение и одурманить. Только с появлением современной ядерной физики те оковы, которые он пытался выковать для научных исследований, были разрушены. Тем самым исчезают и те «пределы естественных исследований», которые, как полагал в свое время Дюбуа-Реймон, он мог установить. Для исследований (хоть и инструментальных) нет пределов, как и для развития сознания.

Кант не осознавал того, что своими чувствами мы принадлежим к эмоциональному миру, своими мыслями - к ментальному миру, своей интуицией - к миру идей. Он был совершенно лишен какого-либо инстинкта высшей реальности, какого бы то ни было понимания того, что происходит на стадии мистики. Он был щедр на сарказм, когда высказывался о существовании более высокого, чем физическая жизнь. Его критика Сведенборга (которого он упорно называл Шведенбергом) показывает, что он был неспособен воспринимать что-либо из высшей реальности. Сочинения Сведенборга, содержащие много эзотерических фактов в символическом представлении, он отвергал как «четыре тома в четыре четверти, полные безумия». Но какого понимания можно ожидать от человека, способного на эту типичную для Канта пустую фразу: «Легко видеть, что всякое предчувствие есть плод воображения, потому что как можно воспринять то, чего ещё не существует?». Что касается Сведенборга, то он обладал эмоциональным объективным сознанием и видел в эмоциональном мире много вещей, которые он интерпретировал в соответствии с ложными представлениями о природе этого мира, сформированными у него ранее. Все ложные представления, которые человек приносит с собой, находят подтверждение в эмоциональном мире. Вот почему его называют миром иллюзий.

Кроме своей «критики» чистого (теоретического) разума Кант создал также «критику» (чистого) практического разума. Всё, что можно сказать по этому поводу, - это то, что такого особого разума не существует и что Кантовская критика его - это не более чем теоретическая критика, являющаяся всего лишь конструкцией воображения.

В своей первой так называемой критике Кант опроверг лжемудрые доказательства существования бога, бессмертия души и свободы воли. Согласно его теоретическому обоснованию, мы ничего не можем знать о трех трансцендентных идеях только потому, что они относятся к трансцендентному, а не к трансцендентальному. Но когда он подошел к построению своего практического разума, они снова понадобились ему. Используя какую-то поэтическую абракадабру, он сделал трансцендентное трансцендентальным. То, что нам нужно, должно быть правдой. Сделав это, он заложил первые основы прагматизма, нового вида логики, который превратился в школу. Правда, тенденция в этом направлении существовала всегда. Вольтеру нужен был бог, а Сундбергу, шведскому архиепископу, - ад, «чтобы держать крестьян в узде».

Однако Канту нужны были и доказательства в поддержку своих трех трансцендентных идей: Платоновских идей не существует. Но теперь есть эти три. Без этих трех не может быть никакого нравственного существа. Опыт показывает, что нравственные существа существуют. Следовательно, трансцендентные идеи должны существовать. И тут происходит кульбит: мораль, концепция добродетели, не может возникнуть из опыта, поскольку никто не соответствует концепции добродетели и, следовательно, никто не является нравственным существом.

Кант изобрел «нравственный закон». Этот термин, правда, был придуман Фихте, который всегда доводил худшие вымыслы Канта до абсурда. Но это была мысль Канта. Он назвал свое построение категорическим императивом: «Ты должен». Итак, перед нами снова схоласт с его формой и содержанием. Форма была «чистым» (пустым) практическим разумом без какого-либо содержания, с повелением подчиняться. Содержание состояло в повиновении приказам власти, а также принципам, созданным самим собой.

Теологи создали из этого изобретения Канта новую дисциплину: моральную теологию. Во-первых, три трансцендентные идеи, которые Кант утверждал о существовании, доказывая, что не существует доказательств их существования. И затем, в дополнение к этому, его впечатляющая переформулировка старого закона Моисея: «Ты должен». Безусловно, это твердая опора.

Согласно Канту, нравственное поведение состоит в подчинении правилу. Мы всегда можем знать, как нам следует себя вести, уверяет он со свойственной ему самоуверенностью. Нам нужно только убедиться, что правило, которое мы изобретаем, может стать законом, который будет действителен для всех при любых обстоятельствах. (Уже это абсурд.) То, что не может быть выведено из принципа, не может быть правильным действием. Тот, чье поведение не руководствуется принципами, безнравственен. Так, например, человек не должен позволять своему поведению определяться мотивами любви, ибо любовь - это эмоция, а не принцип. Не должно было быть никакого другого чувства, кроме чувства принуждения. Даже удовлетворение, которое сопровождает выполнение долга, сомнительно. Заметьте, что это было предписано человеку, существу, которое он объявил неисправимым злом, «животным, которое нуждается в хозяине». Добавьте к этому, что «толпа - это сборище идиотов».

Позвольте эзотерику добавить несколько комментариев к этим последним утверждениям, абсурдным как с точки зрения логики, так и с точки зрения психологии. Любая концепция права в конечном счете основывается на понимании смысла и цели жизни и ее соответствия закону. Соответствие закону можно увидеть в принципе взаимности: «око за око» у варваров и «поступайте с другими так, как хотите, чтобы они поступили с вами» у цивилизованных. Когда человек действует сознательно, он всегда руководствуется мотивами: физическими, эмоциональными или, когда он окончательно покинул эмоциональную стадию, ментальными мотивами. Никакие правила не могут быть абсолютными. Действие обусловлено совокупностью реальных обстоятельств, которые почти никогда нельзя предвидеть. Даже впоследствии мы часто не можем решить, правильно ли мы поступили. Правильное действие предполагает мудрость, и она не может быть получена из правил, которые в лучшем случае не могут быть более чем ориентирами. Лучшие действия - это спонтанные, которые приходят из подсознания, как только мы приобретаем правильное отношение к жизни. Тот, кому нужно исследовать и анализировать, спорить с самим собой, кто нуждается во влиянии правил или навязанных убеждений, тот не обладает спонтанностью, проистекающей из понимания жизни.

В своей теории справедливости Кант требует абсолютного подчинения произволу правящей власти и считает, что человек обязан подчиняться бесчеловечным мерам. Многие высказывания Канта демонстрируют его бесчеловечность. Достаточно привести два примера: «Незаконнорожденный ребенок находится вне закона, поэтому общество может разрешить его убийство» и: «Ни один закон не может снять позор с незамужней матери». (Как насчет соблюдения закона здесь?)

Заслуга Канта в том, что он помог нам увидеть абсурдность псевдофилософских спекуляций воображения. Но эту заслугу он разделяет с большинством философов.

«:Посткантианцы» (очень обширное понятие, если оно означает всех, кто ищет поддержки у Канта) в основном перефразировали то, что он сказал, всё ещё утверждая, что это то, что сказал Кант, то есть частичная истина, иногда очень мало истины.

Один очень типичный пример логических крайностей позднейших кантианцев: «Если бы наше знание было абсолютным, законы природы подавили бы в нас всякую независимость мышления, и собственное существование человека потеряло бы всякий смысл. Мы либо полностью потерялись бы в мире, либо были бы вынуждены отстаивать свою значимость догматическими средствами. Мы можем беспрепятственно руководствоваться своим опытом, потому что концепции, которые делают опыт возможным, в то же время гарантируют суверенитет и свободу человека, исключая знание абсолюта и объясняя ту роль, которую мы сами должны играть в мире. Сам наш орган познания, который препятствует нам получить какое-либо знание об абсолюте, является тайной и загадкой, гарантирующей существование абсолюта и нашу причастность к нему». 

Это выдающийся пример остроумного и глубокомысленного вздора в духе Канта. В нем нет ни единого разумного слова, то есть слова, согласующегося с реальностью. Мы становимся свободными, познавая законы природы и применяя их. Если бы знание как таковое не было абсолютным (факты в их правильном контексте), знания бы не существовало. Тайна и загадочность ничего не гарантируют. Естествознание не ограничивается в настоящее время видимым. Исследования «бесконечны». Когда мы исследуем физический атом с его содержимым из целого ряда всё более высоких атомных видов, только тогда мы достигнем всеведения высшего космического мира.

Фихте исходил из Канта, и его заслуга состояла в том, что, преувеличивая причуды Канта, он делал их абсурдность ещё более очевидной. Его остроумные тонкости романтического фикционализма не имеют ничего общего ни со здравым смыслом, ни с реальностью. Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель испытывали глубокое презрение к здравому смыслу, который, тем не менее, является необходимой предпосылкой для обретения высших видов ментального сознания.

И Фихте, и Канту было трудно объяснить, как они пришли к своим категориям. Кант сконструировал «чистую апперцепцию», которая вызывала их в воображении. Фихте эта конструкция показалась довольно подозрительной, и вместо неё он изобрел другой способ демонстрации непостижимого, а именно «интеллектуальное воззрение» как первоисточник знания.

Фихте исходил из того, что кантовская «вещь в себе» совершенно излишня. Если мы ничего не можем о ней знать, то, конечно, она и не существует - так что: долой её! Это уничтожило последнюю частичку материальной реальности. Поскольку реальность соответствует нашим представлениям, поскольку всё может существовать только в сознании, именно Я создает всё. И поэтому он утверждал: «Я противопоставляет себя не-Я », и из себя оно создает всю вселенную.

Субъективисты, которые вопреки здравому смыслу сумели вообразить, что материального внешнего мира не существует, тщетно пытаются объяснить универсально обоснованное и неизбежное восприятие реальности.

Здравый смысл, который при всей скромности является высшей инстанцией человека, возражает против того, что если отрицается объективное существование объектов, то всё знание сводится к простой фантазии. Объекты - это объективность сознания и корректировка субъективности.

Фихте переименовал категорический императив Канта («Ты должен» из заповеди Моисея), назвав его «нравственным законом». Историки философии и теологии провозгласили это изобретение великим интеллектуальным открытием. С помощью подобного они всегда умели парализовать мышление и произвести впечатление на невежественных и неразборчивых.

Фихте своим отрицанием материальной реальности, объективности и неизбежности существования, своей гротескной идеей о том, что "я" создает всё сущее из самого себя, заложил основы немецкого романтизма и националистической истерии.

Это было именно то, что устраивало фантазеров, не знающих жизни, воображающих себя богами-творцами, достаточно могущественными, чтобы переделать реальность. Этот безграничный индивидуализм верил, что может диктовать жизни произвольные законы. Эти беспомощные, тщетные попытки романтиков уйти от реальности в конце концов привели к поклонению иррациональному, нереальному, ложному, фальсифицирующему жизнь и, как следствие, к полной капитуляции разума “в пользу веры”. Ницше можно назвать ответвлением романтизма, всё его творчество - это яростные построения иллюзий и фикций XIX века, лишенных какого-либо содержания реальности. Вслед за ним появились все эти высокомерные обезьяны-сверхлюди. Можно было подумать, что это был низший предел. Но, кажется, низшего предела нет.

Фихте был тем «философом», который считал, что выбор философии индивидом определяется его этическим взглядом на существование, а не его знанием или способностью воспринимать реальность. Вот что происходит, когда человек лишает себя объективного критерия. Всё становится «фиктивным».

В своих «Обращениях к немецкой нации» Фихте утверждает, что противоположность между немецким и иностранным - то же самое, что противоположность между добром и злом. Немецкий (недавно созданный) - единственно подлинный язык, а немцы - единственно реальная нация. Иметь характер и быть немцем - это одно и то же. Только немцы способны к независимому мышлению. Только они серьезно относятся к жизни. Только с немцами можно воспитывать массы. Только немец “способен на истинную, рациональную любовь к своей нации”.

Это, безусловно, означает быть последовательным субъективистом.

Шеллинг - типичный эклектик, охотящийся за идеями и подхватывающий всё, что ему попадается. Ему всегда приходилось создавать из них что-то новое, так что это никогда не должно было быть этим, но всегда должно было быть переделано во что-то другое. Идеи были переработаны, чтобы они соответствовали жаргону, а затем представлены в виде новых гениальных идей. Он манипулировал научными, логическими, теологическими, метафизическими, мистическими и эстетическими понятиями. Всё приводилось в эстетический вид и испарялось. Он мог бы опубликовать статью под названием «Мировые эпохи», в которой ни слова не было бы сказано о мировых эпохах. Кьеркегор, посещавший его лекции, называл его «грозным болтуном». Это напоминает высказывание одного «оратора»: «Мы ищем тень, и когда мы находим эту тень, мы стоим с пеплом в пустых руках». Возможно, читая что-то в этом роде, Гете нашел подходящую сатиру: “Обычно человек верит, что если он слышит только слова, значит, должно быть что-то, о чем можно подумать”. Лихтенберг мог бы добавить, что люди считают гениальным то, что находится за пределами их постижения. Или, как кто-то сказал: «Не то чтобы я это понял, но звучит неплохо». Те, кто способен испытывать негодование по поводу этих шуток в адрес возвещаемых “великих”, определенно никогда не принадлежали к числу воинствующих душ, для которых было жизненно важно обрести реальность и которые в этом легкомысленном игрище со священными истинами находили только пустые слова, фразы, абсурды.

Шеллинг пытался создать систему из своих идей. Однако всё это казалось весьма туманным и слабо мотивированными причудами. Конечно, система была изложена со всей самоуверенностью прирожденной напыщенности, так что произвела впечатление на нерассудительных. Но те, кто отказывается позволить себя обмануть, вместо этого поражаются всей этой софистике. Можно словно видеть, как эти выдумщики закутываются в коконы своих собственных концепций, пока ментально не окуклятся. Они сидят внутри со своей вселенной.

Нельзя отрицать, что многое из этого могло звучать довольно разумно. И не было ничего плохого в его умении формулировать. Было много остроумных афоризмов, таких как: «Природа - это бессознательный дух, а дух – это сознательная природа». Под влиянием идеальной эстетики Шиллера Шеллинг придумал фразу: «Красота - это бесконечное, конечно представленное».

Несмотря на все свои попытки систематизировать существование, и Фихте, и Шеллинг в конце концов, по крайней мере в завуалированных выражениях, вынуждены были признать своё поражение и тот факт, что они действительно ничего не постигли. Человечество постепенно начинает осознавать, что прежде, чем что-либо может быть сделано из духа или природы, нужны факты. Таким образом, Фихте капитулировал, заявив, что теоретическая философия не может решить свои проблемы, но ведет к этике. Затем Шеллинг, в свою очередь, приводит этику к эстетике. По правде говоря, это скудный результат после стольких громких заявлений.

Философов следует изучать по их собственным трудам, а не по какой-либо истории философии. Чтобы узнать Гегеля, нужно прежде всего прочесть его «Феноменологию духа». Тот, кто при этом не будет считать себя помещенным в дом для умалишенных, вполне подойдет для того, чтобы «пасти свиней у гегельянцев», как гласило крылатое выражение. Он нашел свое призвание. «На непроторенных тропах будущего он может увидеть следы направляющей руки». Заинтересованные могут ознакомиться с докторской диссертацией Фалена.

Гегель был очень начитан и хорошо знаком с современными учеными, трудами философов и историей. Он знал, как всё это использовать. Историческое невежество признало за Гегелем большую часть усвоенных им идей, например:

• что противоположность является точкой опоры развития;
• что прошлое существует в настоящем;
• что идеи составляют систему, являются частями целого, что в системе они имеют относительную значимость, даже если, будучи новыми, они кажутся абсолютными, что они обнаруживаются в ходе развития;
• что идеи могут быть опровергнуты и что их противоположности также содержат идеи, поскольку идеи являются всеобъемлющими, а не исключающими друг друга, как концепции;
• что цель единства, к которой философия стремится через рациональное постижение реальности, религиозный человек пытается достичь через эмоции и проблески, а художник - через открытие красоты.

Все эти идеи, простые и ясные, существовали задолго до того, как Гегель, самый крайний из всех субъективистов, превратил их в нечто заумное.

Идея эволюции витала в воздухе. Она появилась у Гердера, Гете, Ламарка и других. На неё часто намекали древние: Гераклит, Аристотель, Плотин и другие. Гегель решил создать из этих идей систему, процесс откровения духа, процесс, который породил вселенную и особенно проявился в истории философии, которая была «самой сокровенной частью мировой истории». Идея Гегеля состояла в том, что универсальный процесс является логическим или диалектическим процессом и что его действительной движущей силой является противоречие.

Даже во времена Канта было ясно, что двенадцать категорий, на которых он основывал свою концепцию реальности, были несостоятельны. Однако, в отличие от Шопенгауэра, никто не осознал, насколько абсурдна вся эта процедура: думать, что можно втиснуть реальность в искусственные рамки. Вместо этого философы продолжали создавать новые категории.

Гегель создал категории реальности, истории философии, всемирной истории, которую он превратил в «философию истории». Если исторический ход событий не укладывался в его категории, он просто переделывал историю. Такие пустяки не беспокоят великий ум. Как и реальность, история обязана была следовать путям, намеченными разумом Гегеля. Если реальность не согласуется с его построениями, тем хуже для реальности. Если вы знаете, как должна выглядеть реальность, не нужно спрашивать, какова она есть. Две рациональные нормы: «пусть это будет этим» и «не принимайте ничего без достаточного основания» («есть ли для этого факты?»), очевидно, неприменимы к «гениям». Феноменология духа проявилась в гегелевском разуме. В истории философии мы можем проследить эволюционный процесс духа или то, как диалектическая самодеятельность понятий порождает вселенную, государство, религию и, наконец, абсолютный разум Гегеля; всё это чисто субъективные явления, поскольку «объективность» - это иллюзия. Читатели Гегеля не обратили внимания на его абсолютный субъективизм, но, надо признать, он хорошо замаскирован.

Диалектический мировой процесс протекал в соответствии с определенным методом, открытым Гегелем: методом тезиса, антитезиса, синтеза. Гегель открыл хорошо известную истину о том, что культурное развитие, по-видимому, протекает в противоречиях. Это связано с преемственностью поколений. Новое поколение, всегда недовольное условиями жизни, находит большинство вещей неправильными, каковыми они и являются на самом деле, и, делая поспешные выводы, предполагает, что правильным будет обратное. Это вековое понимание того, что во всем есть зерно истины; что значимость и применимость новых (вновь открытых) идей часто переоценивают. Идея обсуждается со всех возможных сторон, снова и снова до тошноты. Она помещается во все возможные контексты, применяется к похожему и непохожему. В конечном счете это приводит к реакции на преувеличения, к тому, что сама реакция становится преувеличенной. Требуется время, прежде чем идея становится относительной и помещается в правильный контекст. То, что так должно происходить всегда, было патентом Гегеля, и это было так, потому что таков метод работы мирового духа, но не Наполеона, которого он считал мировым духом, сидящим верхом на коне. Согласно Гегелю, любое изменение означает воплощенное противоречие. В своем суверенном произволе он сделал субъективное объективным, а объективное - субъективным.

Гегелевская диалектика тезиса-антитезиса-синтеза основана либо на объективном незнании и , следовательно, на возможных противоречивых гипотезах, либо на смешении абсолютного и относительного, либо на смешении логических и лингвистических способов выражения. Мы выражаем себя с помощью абсолютных, а не относительных утверждений. Если бы язык содержал ряд удобных релятивизмов, то отсутствие релятивизации можно было бы считать следствием объективного невежества. По-видимому, логический формализм затормозил понимание общей значимости теории относительности. Критерием разума является реальность. Противоречие подразумевает непонимание, невежество. Разум полон противоречий из-за того, что он неправильно обрабатывает смысл содержания. Если субъективность и объективность противоречат друг другу, то вина лежит на субъективности. Наша субъективность в сочетании с нашим объективным невежеством заставляет реальность казаться нам нелогичной, так же, как логика более глубокого понимания часто кажется нелогичной для более простой логики невежества.

Во второй половине XVIII века естественные исследования определенно начались в большинстве отраслей науки. Одно открытие быстро следовало за другим. Шеллинг и Гегель внимательно следили за исследованиями своего времени. Нужно было собрать воедино материал для систем. Они взяли всё, что могли достать. Не предполагая, что исследования всё ещё находятся в зачаточном состоянии, они думали, что они уже достигли своих крайних пределов. Таким образом, они могли взять их материал таким, каким он был, и сделать из него систему абсолютного знания. Гегель в своей предприимчивости зашел дальше всех. Он не только построил систему, но и думал, что сможет доказать, что всё должно быть именно так, а не иначе. Результат, конечно, был гротескным. Например, он пытался доказать, что в Солнечной системе не может быть больше семи планет, что железо становится тяжелее при намагничивании, что закон тяготения противоречит закону инерции и другие безумства. Когда позже были сделаны новые открытия, которые выявили у него отсутствие здравого смысла, его система рухнула с треском.

И какой это был крах! После 1830-х годов каждого, кто среди ученых упоминал слово «философия», высмеивали и считали слабоумным. К сожалению, теперь они тоже стали философами и начали спекулировать.

Философская часть системы Гегеля избежала этой участи, потому что философы старались сохранить как можно больше фикционализма. Из первоначального стремления разрешить загадку существования философия выродилась в самоцель. Она стала изучением истории философии, и тогда, конечно, философы стремятся придать ей видимость разумности и скрыть фикции. Пытаясь «объяснить» все нелепости, они усиливают путаницу идей. Эзотерик может позволить себе быть более безжалостно откровенным и признать, что вся философия - это спекуляция воображения невежеством, и как таковая вводит в заблуждение. Уппсальские философы Хедвалль, Хегерстрем и Фален, особенно Хедвалль (о котором Гедениус пишет: гениальная работа Карла Хедвалля о теории познания Юма - одна из самых оригинальных и острых диссертаций, когда-либо обсуждавшихся в шведском университете»), показали, что все философские системы, построенные до сих пор, были логически несостоятельны. Они не одобряли попыток историков философии устранить принципиальные ошибки путем психологизирования и тем самым сделать историю философии историей, а не философией. Но даже они не понимали, что ментальное сознание не может решить проблему реальности.

Одно научное открытие за другим опровергало диктаторские утверждения Гегеля и давало понять, что реальность есть нечто совершенно отличное от построений воображения романтиками-фикционалистами. Реакция против спекулятивных систем, господствовавших до тех пор над всем мышлением, была, конечно, бурной. Не только естествоиспытатели, но и образованная публика утратили доверие к философии. Вместо этого они обратились к здравомыслящим ученым с их превосходящим восприятием реальности физического мира. Люди думали, что могут обойтись и без философии. К сожалению, те физикалисты, которые стремились популяризировать естественнонаучный общий взгляд, не обладали необходимыми для этого способностями, что только усугубляло дезориентацию.

Отказ от истории философии, однако, означал бы лишь повторение одних и тех же ошибок в мышлении. История философии - это история ошибок. Философия не помогает нам ни найти «истину», ни объяснить существование. Она показывает нам, как мы не должны мыслить. Она показывает ошибки в мышлении, неизбежные для человеческого интеллекта. И это достаточно значительно. Единственно разумный способ рассмотрения экзотерической философии состоит в том, чтобы считать истиной то, что остается после совершения всех ошибок. Мы постепенно приблизимся к истине, следуя путем отброшенных ошибок. Как только философы осознают это, они будут относиться к попыткам решения философских проблем совершенно иначе и более критично. История философии должна быть беспощадной критикой, а не попытками сохранить всевозможное фантазерство. В нынешнем виде она в значительной степени серия фальсификаций. Нелепости философов были затушеваны или опущены важнейшие моменты, чтобы придать всему этому более разумный вид, несмотря на то, что ошибки часто даже не были обнаружены.

Есть только два разумных взгляда на существование: взгляд здравого смысла или взгляд гилозойской системы реальности. Карл Хедвалль, философ из Уппсалы, с его выдающейся логической проницательностью и здравым смыслом, доказал не только то, что прямое, неразмышляющее восприятие реальности объективным умом является единственно правильным, но и то, что субъективный разум вводит в заблуждение и что ум, который может только установить факты, беззащитен против теорий разума. И эта беззащитность делает возможными философские ошибки.

Исследованиям нет конца. У человека нет возможности прийти к какому-либо окончательному результату касательно существования. Экзотерическая «истина», система абсолютного знания является конечной целью исследований, о которой мечтают. Человечеству предстоит ещё очень многое сделать, прежде чем оно исследует физический мир и откроет все физические законы. Для обычного индивида знание реальности - это, в сущности, результат естественных исследований. Задачи философии должны быть ограничены имманентной критикой, исследованием принципов, концептуальным анализом и созданием систем обзоров, ориентирующихся на результаты, полученные исследованием. Философская критика показывает ошибки систем, их неверные основания, внутренние противоречия и абсурдные следствия. Эта критика будет постепенно выявлять всё больше ошибок в системах вместо того, чтобы, как сейчас, пытаться их замалчивать. К анализу концепций нужно подходить осторожно. Всё человеческое мышление пронизано вспомогательными понятиями, без которых нельзя обойтись, пока они не будут заменены фундаментальными фактами, либо научными, либо эзотерическими. Лишая себя вспомогательных понятий, мы никогда не находим правильных понятий, а только лишаем себя требуемого материала для мышления.

Нам еще предстоит упомянуть четырех философов, каждый из которых нашел и особо выделил одну платоновскую идею, согласующуюся с реальностью: Шопенгауэр - всемогущую слепую волю; Гартман - бессознательное; Спенсер - фундаментальный принцип эволюции; и Бергсон - интуицию. Признается, что те системы, которые они строили на своих идеях, были неудачными. Но сами идеи получили свои памятники и таким образом были сохранены для истории идей, наследницы философии.

Наконец, несколько слов о прагматизме. Он, как и семантика, бесконечно типичен для заблуждения дезориентированного разума, для неясности концепций и запутанного мышления современности. Это произвол субъективизма во всей своей красе. Прагматизм - это философский аналог иезуитизма теологии, который они тщетно пытаются реабилитировать. Прагматизм - это представление о том, что цель оправдывает средства, замаскированное под философию. Считается, что так называемая истинностная ценность идеи зависит от её пригодности для достижения желаемой цели. Ложь не только может называться истиной, но и является истиной, если она служит определенной цели. Нацисты и большевики также использовали эту идею. Прагматизм также включает в себя попытки сделать научные гипотезы основой системы знания. Такие попытки обречены на провал, поскольку ни одна гипотеза не является обоснованной в долгосрочной перспективе. Прагматизм, первоначально относившийся к «целесообразности» или «жизнеспособности», приобрел ещё более широкое значение, что-то вроде философии имманентности.

Оглядываясь назад на тот путь, который прошла европейская философия в течение своих 2500 лет (зодиакальной эпохи Рыб), можно обнаружить, что человечество медленно осваивало идеи реальности. Человечеству пришлось воплотить эти идеи в фиктивные системы, чтобы осмыслить их и сохранить для потомков. Шаг за шагом люди невольно вовлекаются в реальность, заменяя свои фикции идеями реальности. Потребность индивидов в ментальной самодеятельности была удовлетворена тем, что им было позволено создавать свои собственные системы воображения, более или менее логичные. С бесконечным трудом индивид должен формировать для себя новые миро- и жизневоззрения, используя те идеи реальности, которые постепенно раскрываются, пока человечество не увидит, что знание реальности недоступно человеческому разуму до тех пор, пока оно не осознает превосходство эзотерики как рабочей гипотезы. Именно этих идей пытается лишить человечество современный концептуальный анализ.

Реалистическое воспитание Шопенгауэра, заставившее его смотреть на жизнь и опыт как на источник всякого знания, спасло его от схоластического жонглирования концепциями. Изучая философию, он сразу же увидел нелепость конструирования категорий и построения систем из пустых понятий, пустых потому, что лишенных содержания фактов реальности. Ограниченность его изучения (Упанишады, экзотерика Платона и Канта) помешала ему увидеть ложность трех из многочисленных догм Канта: субъективизма, пространства и времени как форм познания и разделения реальности на феномены и вещи в себе. Приняв эти три догмы, он разрушил свою собственную систему. Пространство - это измерение, а время – это длительность. Время - это способ измерения последовательности событий.

Первоматерия (хаос) не имеет пространства. Пространство возникает только с космосом. В космосе именно материя делает возможным восприятие пространства, движение делает возможным восприятие времени, а процессы природы позволяют нам устанавливать законы природы или причинно–следственные связи - всё это различно в разных мирах.

Согласно эзотерике, реальность имеет три аспекта: материю, движение и сознание. Декарт и Спиноза подчеркивали аспекты материи и сознания, Шопенгауэр придерживался аспектов движения и сознания. Поскольку все три аспекта абсолютны и, следовательно, не могут быть выведены ни из чего другого, любая попытка объяснить мир, которая не принимает во внимание все три аспекта, обречена на неудачу.

Всю свою жизнь Шопенгауэр колебался между субъективизмом и объективизмом. На самом деле субъективизм был теорией, которая противоречила всему его жизненному инстинкту и чувству реальности; вот почему он так сильно подчеркивал причинно-следственную связь материи как замену объективной материи. Никто и не смог изобразить реальность так, как это сделал он, никто так не подчеркивал тот факт, что непосредственное восприятие реальности является источником всех наших знаний. Иногда реальность для него была майей, ложной видимостью, иллюзией. Но в основном реальность - это то, за что она себя выдает. «Характер природы - это совершенная честность». Здесь он чуть не спотыкается об аксиому Хедвалля, что именно наши теории вводят нас в заблуждение, что наш объективный ум беззащитен перед фикциями нашего субъективного разума с их внушающей силой. Именно из-за этих колебаний его система была полна противоречий. Понятно, почему Хедвалль, для которого всякое противоречие было мерзостью, называл его романистом. Тем не менее ни один философ новейшего времени не высказал столько эзотерических истин, как Шопенгауэр. Бесконечно типично, что величайший философ XIX века вызывал наибольшее презрение со стороны профессиональных философов.

Критика Шопенгауэром Канта и его последователей относится к числу наиболее остроумных из когда-либо осуществленных. Он блестяще опроверг большинство кантовских софизмов, фиктивность кантовского как теоретического, так и практического «чистого разума». Если бы ему представилась возможность заново вспомнить свое латентное эзотерическое знание, то от Канта-физикалиста ничего бы не осталось.

Интересно отметить его четыре отличия от основных способов восприятия человеком реальности: причины и следствия физических процессов, основа и следствие логического мышления, самоочевидные математические аксиомы, которые не нуждаются в доказательствах, несвобода воли в том смысле, что она всегда определяется сильнейшим мотивом.

В своем учении о воле Шопенгауэр видел глубже, чем любой другой философ. Воля, источник движения - это изначальная сила, вечно слепая, динамичная, то есть вечно самодействующая, неисчерпаемая, всемогущая. Для объяснения того, как эта слепая воля может производить целесообразные формы жизни, Шопенгауэр прибегает к системе формообразующих «платоновских идей». Шопенгауэр так правильно понял идеи Платона, что это живые силы, каузальные элементалы с идеями, заряженными энергией. (Согласно эзотерике, медленно пробуждающееся сознание во всё более высоких царствах обретает всё большую способность усваивать слепую динамическую энергию первоматерии, которая, таким образом, становится волей.) Его недостаток психологического понимания, недостаток, который заставил его упустить из виду тот факт, что эмоциональность обладает собственной реальностью, привел к тому, что он не смог придерживаться теории абсолютной слепоты воли. Он именно приписал эмоции воле, придав им тем самым своего рода сознание; смешение эмоциональности и воли (см. параграф 3.4.7).

В своем учении этики Шопенгауэр занимает исключительное положение. Он ясно дал понять, что, несмотря на все проповеди, разумная мораль никогда не выдвигалась, что они даже не смогли договориться о её содержании, принципах и мотивах. То, что было произведено, - это собрание фикций, произвольностей, табу и априорных мыльных пузырей.

Никакие эгоистические мотивы не помогут. Единственно разумные мотивы - это праведность и сочувствие, но они никогда не подчеркивались ни в одной этической системе, хотя проглядываются у Руссо. К сожалению, Шопенгауэр использовал неудачный, отрицательный термин «сострадание», который вызвал яростную оппозицию Ницше. Тот, кто страдает с другим, просто бесполезно добавляет к страданиям в мире, вскоре становится комком нервов и поэтому сам нуждается в помощи вместо того, чтобы эффективно оказывать помощь другим.

Заповеди и требования зависят от награды и наказания, поэтому они не категоричны, как говорил Кант, но условны. Разумное и праведное действие не обязательно одно и то же; благородное не обязательно разумно, а разумное не обязательно благородно. Долг связан с готовностью принять обязательство. Так называемая совесть - это комплекс страха, суеверия, предрассудков, тщеславия, привычек и других качеств, пропорции которых варьируются в зависимости от способностей, воспитания и влияния окружения.

Религии также воздается должное в интересном диалоге. Нужно уметь различать религию, которая является стремлением людей к миру идеалов, и церковь с её невежеством, отсутствием здравого смысла и ненавистью. Своими бесконечными приговорами и осуждениями, нетерпимостью и преследованиями, пытками и сожжением на кострах церковь утратила все притязания быть авторитетом в вопросах истины и справедливости. Эти проявления ненависти осуждают церковь, задачей которой было проповедовать любовь. Однако нельзя отрицать, что церковь также принесла много пользы. В эпоху варварства она боролась с беззаконием, оказывала благотворительное влияние на грубые нравы и обычаи, занималась благотворительностью, охраняла наследие науки и поощряла искусство украшать свои храмы. 

Шопенгауэр был психологически прав в своем мнении, что изучающие философию в университетах ищут не истину, как они думают, а доказательства уже имеющихся у них убеждений.

Шопенгауэр считал, что он может найти общую черту у святых всех времен: умерщвление воли к жизни посредством квиетизма и аскетизма. Его латентный инстинкт святого вводил его в заблуждение, когда он столкнулся со страданиями в мире. Вопреки своему жизнелюбивому, здоровому, реалистичному восприятию жизни, он был теоретическим пессимистом. По его мнению, это связано с тем, что жизнь является делом слепой изначальной воли и не имеет абсолютного смысла и рациональной цели. Мировая история, будучи мировым судом справедливости, не показывает развития, только бесконечное повторение бесцельности и иррациональности. Но именно это и происходило бы, если бы человеческое царство было высшим природным царством. 

Конечно, такой взгляд на жизнь оказывает парализующее действие. Согласно эзотерике, жизнь – это не есть страдание. Страдание - это плохая жатва от плохого посева. Я (монада) воплощается для того, чтобы получать опыт и учиться на нем, познавать реальность и жизнь. Она не разрушает требуемое для этого орудие (организм) аскетизмом и морализмом, угнетающими и девитализирующими взглядами. Нирвана Будды - это не исчезновение Я, не конец, а начало, вхождение в высшее природное царство. Даже физическая жизнь наконец станет раем, как только человечество обретет здравый смысл, праведность и чувство единства, понимание того, что не любовь – это ненависть.

Многих очень раздражала резкая критика Шопенгауэра в адрес трех «великих философов»: Фихте, Шеллинга и Гегеля. Вместо этого они должны были высоко ценить, что существует кто-то, кто осмеливается возразить против скандального бесчинства. Бесспорно, он намного превосходил их как по проницательности, так и по чувству реальности (если не считать его теоретической зависимости от первоначального, абсолютного субъективизма Канта). Когда-нибудь в будущем все увидят, насколько верна была его критика.

Характерно, что именно те, кто очень долго пребывал в ментальном мире между воплощениями, являются легкой добычей философии иллюзии (согласно которой вся материя есть иллюзия).

Вклад Эдуарда фон Гартмана в историю философии состоит в утверждении им идеи о том, что бессознательное является основным фактором существования и необходимым для понимания реальности. Если бы не эта идея, не было бы причин упоминать о нем, потому что он не произвел ничего другого, имеющего непреходящую ценность. Как обычно в философии, рамки, в которые он поместил эту идею, были неудачной конструкцией. Сама идея была отнюдь не нова. Она предлагается в системе Пифагора. (Монады с самого начала бессознательны. Их сознание и деятельность сознания развиваются в процессе проявления.) Гартман часто прибегал к бессознательному как к мистической основе объяснения, когда других объяснений не было. Конечно, этого делать не следует, хотя психоаналитики делают это.

Несмотря на фиаско Канта и Гегеля, несмотря на уничтожающую критику Шопенгауэра, Гартман не видел абсурдности конструирования категорий. Как это всегда бывает с субъективистами, когда им приходится иметь дело с раздражающим внешним миром, он исходил из естественнонаучного утверждения, что материя существует, поскольку это единственно возможная основа для объяснения. Получив таким образом возможность пользоваться фактами исследования, он, словно по мановению волшебной палочки, превратил объективное в субъективное и расставил всё по своим местам.

Гартман - типичный эклектик, собирающий все идеи своих предшественников и пытающийся сделать из них систему. Его система поражает читателя своей многогранностью и богатством содержания.

Герберт Спенсер исходил из результатов естественных исследований и пытался объединить установленные факты в систему знания. Благодаря своим обзорам такие системы облегчают ориентацию в дисциплинах. Система показывает, как далеко продвинулись исследования. Он принципиально не позволял субъективному разуму судить о том, что не может быть найдено в содержании объективных чувств. Таким образом, он является типичным философом имманентности с правильным инстинктом: то, что противоречит здравому смыслу, не может соответствовать реальности. То, что абсурдно, бесполезно в качестве рабочей гипотезы.

Еще до Чарльза Дарвина Спенсер разработал свою теорию эволюции, согласно которой эволюция - это прогрессивное изменение от бессвязной однородности к последовательной гетерогенности (разнородности) структуры и функций. Идея развития, конечно, стала привлекать к себе внимание ещё в XVIII веке, в частности Ламарком. Но только после того, как Спенсер продемонстрировал универсальность закона развития и его действенность во всех сферах жизни, особенно в биологии, социологии и психологии, он стал общепринятым. Его «система синтетической философии» была обобщением современной науки. Можно возразить, что он слишком широко использовал принцип аналогии. Общество - это не физиологический организм. Когда аналогия заходит слишком далеко, она больше запутывает, чем объясняет.

Эзотерика утверждает, что механические события, происходящие в соответствии с вечными законами природы, служат великой космической цели: развитию каждого атомарного сознания от бессознательного к всеведению. Опыт индивидуального сознания и его обработка добавляются к тому запасу латентного опыта в подсознании, который неуклонно увеличивается на протяжении воплощений и позволяет индивиду всё больше постигать и понимать, приобретать знание о реальности и жизни, открывать законы существования и учиться разумно применять их. Будучи целесообразными, законы жизни делают возможным развитие сознания.

Конечно, Спенсер не пользовался благосклонностью профессиональных философов. В противном случае они должны были бы увидеть, что он действительно является образцовым философом, задачей которого должна была быть ориентация в реальности и предоставление обзоров достижений исследований. Вместо этого современные философы на самом деле просто занимаются своей так называемой теорией познания, проблемой возможности знания. Когда философы выяснят суть философских псевдопроблем и ошибки в мышлении великих мыслителей, они смогут обратить свое внимание на воплощение результатов исследований в реальность.

Бергсон соприкоснулся с эзотерикой во время учебы. У него была возможность познакомиться с её идеями и позднее он использовал столько из них, сколько сам понимал или мог использовать для своей экзотерической философии.

Согласно Бергсону, пространство однородно и представляет собой количество без качества. Это и правильно, и неправильно. Бесконечное, безграничное пространство, содержащее в себе бесчисленные космосы, само по себе однородно. Но в то же время это «пространство» есть сама первоматерия, обладающая всеми неисчерпаемыми качествами жизни, какими они появляются в атомизированной проявленной материи.

Время не имеет измерения. Использование линии для обозначения времени было неудачным, совершенно злополучным сравнением, которое породило множество неправильных представлений. Только пространство имеет измерение. Время - это то единство, которое связывает прошлое с настоящим и будущим. Время - это продолжительность, непрерывное существование, длительность. Объективное время всегда связано с пространством в последовательности событий. Оно является мерой процессов и поэтому может быть разделено на периоды, или временные циклы. Время и объективно, и субъективно. Космос (в первоматерии) состоит из проявленной материи и является тем, что мы называем пространством, в котором существуют все миры. Время - это способ измерения общего процесса, в котором происходят все события. Как пространство, так и время можно разделить на сколь угодно малые единицы, и для нас они являются способами измерения и оценки.

Согласно Пифагору, космос наполнен взаимопроникающими материальными мирами различной степени плотности, вплоть до самого грубого, физического мира. Ни один из этих миров не является нереальным, ложной реальностью, иллюзией. Все они имеют объективное материальное существование. Конечно, существа в низших мирах не способны объективно воспринимать материю в высших мирах. Но они способны субъективно воспринимать вибрации из этих высших миров, хотя и не в состоянии соотнести эти проявления жизни с высшими видами материи. Только эзотерика может дать необходимые правильные объяснения этим явлениям.

Прошлое существует в настоящем. Для каузального Я нет прошлого планетарных атомарных миров 47-49, как и для 43-Я нет прошлого атомарных миров солнечной системы 43-49. Монада учится на всем своем опыте и, следовательно, постоянно развивается. Как внутренний мир сознания, так и внешний мир материи постоянно меняются. Идея сохраняет то, что является универсальным, характерным, общим для ряда индивидуальных объектов или явлений.

Интуитивная идея «творческой эволюции» была той, которую Бергсон наиболее успешно сформулировал. Великая космическая эволюция не работает по заранее установленному плану. Определена только конечная цель: все монады обретают всеведение обо всем космосе. Бергсон ясно понял, что эволюция сама создает условия и возможности для своего роста. Эти условия, однако, зависят от индивидуальности каждого существа, от атомов до планет, солнечных систем и т.д. (Поскольку вся материя обладает сознанием, каждая материальная форма - это существо на определенном уровне развития.) Таким образом, прошлое ограничивает возможности будущего. Жесткий план упразднил бы закон свободы, согласно которому каждая монада имеет право на ту свободу (обусловленную пониманием и способностью), которую она однажды приобрела и продолжает применять на законных основаниях. Эволюция прокладывает себе путь по всем мыслимым путям, чтобы найти наиболее подходящий для всех и каждого.

Еще одна интуитивная идея Бергсона проявляется в его утверждении о возможности интуиции. Уча этому, он возвращался прямо к Платону. Именно интуиция открывает нам мир идей. Это особый орган познания, который дает нам правильные идеи, правильное знание реальности. Лишь немногие люди прошли свой путь через различные «слои сознания» ментального мира и преуспели в овладении интуиции. Даже большинство философов всё ещё находятся на двух низших уровнях мышления - дедуктивного мышления и принципиального мышления, соответственно. Об истинной интуиции нельзя говорить, пока индивид не овладеет перспективным мышлением и системным мышлением. Однако та «интуиция», которую Бергсон пытается описать, - это скорее тот латентный синтез опыта, который составляет самостоятельно приобретенную человеком бессознательную систему мышления и спонтанно определяет его представления о реальности и жизни.

В настоящее время человечество переживает новый период как субъективизма, так и скептицизма. Это результат крушения теологического догматизма, зарождающегося понимания фиктивности философских спекуляций и того, что ядерная физика расщепляет догматические концепции естествознания. Все старые системы распались, а на их место невозможно поставить новую экзотерическую систему. Последовательный субъективизм ведет к полной дезориентации в существовании, суверенному произволу, беспринципности и безответственности.

Поскольку концепция права исходит из жизневоззрения, которое, в свою очередь, основано на мировоззрении, то общий распад систем привел к распаду понятий права и справедливости и, следовательно, к всеобщему беззаконию. «Люди часто испытывают глубокую неуверенность в том, что правильно, а что нет. Они даже не уверены в том, что правильное и неправильное - это не что иное, как старое суеверие». Большая вина за такое положение дел лежит на теологах, поскольку они упорно выступают против примирения религии и науки. Они, по-видимому, не могут освободиться от иллюзий и фикций господствующей религии.

Как может быть только одна религия (общая для всех мудрецов всех времен, а именно религия любви и мудрости), так может быть только одна философия (одна истинная система мышления) и одна истинная научная концепция физической реальности. Когда, в конце концов, исследование с помощью индукции сможет построить эту систему, оно достигнет своей цели. Но это всё ещё очень отдаленная цель.

Уже в 600 году до н.э. Будда ясно дал понять, что человеческий разум не может решить проблемы существования, не может решить проблемы философии.

Эзотерика - это краткое изложение тех основных фактов о реальности, смысле и цели жизни, которые были предоставлены планетарной иерархией и всегда были доступны элите в тайных орденах знания и которые в настоящее время разрешены для публикации. Без этого знания люди всегда будут спорить обо всех фундаментальных проблемах, и каждый мыслящий человек будет тратить свое время на кропотливое изобретение собственной вымышленной концепции существование. Только эзотерика составляет общую основу религии, философии и науки.

Гилозоика вынуждает разум принять единственную «рабочую гипотезу», которая согласуется с реальностью и никогда не может быть заменена чем-то лучшим в будущем.

Философы всегда охотились за «общезначимым и необходимым», логически неизбежным. Гилозоика, правильно понятая, показывает нам именно «логически необходимое», логически неизбежное.

Ни религия, ни философия, ни наука не могут дать незыблемую основу, на которой нам можно было бы строить свое жизневоззрение.

На протяжении веков философы искали - хотя и на ощупь, инстинктивно - какое-то объяснение существования, смысла и цели жизни, пытались ответить на три вопроса Сфинкса: Откуда? Как? и Куда? Они не смогли понять, что это невозможно, поскольку им не хватало знания о реальности и предпосылок этого знания. Они всё ещё не догадались, что видимая реальность - это крошечная часть общей реальности. Они всё ещё так же уверены в своих заблуждениях, как жрецы и знахари всех времен.

Философия ограничена физической реальностью, и поэтому физически вся философия остается физикализмом и сверхфизически субъективизмом: спекуляциями без содержания реальности. Чтобы говорить о сверхфизическом, нужно иметь фактическое знание о сверхфизических мирах.

Знание реальности состоит из системы субъективных представлений о реальности, основанных на фактах объективной, материальной реальности и согласующихся с ними. Когда эти факты будут установлены и помещены в их правильные контексты (исторические, логические, психологические и причинные), человек будет обладать истинным знанием реальности.

У философов отсутствует сверхфизическое объективное сознание, и поэтому они неспособны установить факты в сверхфизических мирах. Философы начинают это осознавать, что является большим шагом вперед. Они осознают, что то, что не поддается объективному изучению, остается субъективизмом. История философии показывает, что вся философия была субъективистской; построениями воображения, не соответствующими реальности. Но вывод, сделанный современными философами из этого трезвого осознания, ложен. То, что философы потерпели неудачу, отнюдь не доказывает, что не может быть никакого иного знания, кроме физического.

Когда мышление, не располагающее фактами, занимается сверхфизическими вещами, оно остается субъективным и неспособно увидеть свою собственную субъективность. Логические рассуждения старых философов полностью оставались в рамках субъективности и не имели критериев объективности, и поэтому их рассуждения никогда не согласовывались с реальностью. Логика не виновата в том, что она используется неправильно.

Естествознание стремится исследовать физическую, но не сверхфизическую реальность. Оно ещё не знает, что физическая материя состоит из сверхфизической материи и что причины процессов следует искать в сверхфизической материальной реальности.

Психологи занимаются аспектом сознания. Ввиду отсутствия сверхфизического объективного сознания они вынуждены ограничиваться сознанием таким, каким оно проявляется и может быть воспринято в организме.

Современные философы сделали крайние выводы из полного фиаско философии или вернее субъективизма. Они задаются вопросом, являются ли традиционные понятия реальности субъективистскими абстракциями, не имеющими аналогов в реальности, и поэтому они начали отбрасывать все подобные концепции, не зная, что эти концепции реальности были получены из орденов эзотерического знания. Они не осознают, что и их новые спекуляции также являются субъективизмом. На самом деле, они пытаются отбросить концепцию «объективной реальности».

Неспособность правильно судить влияет на реальность. Или что следует сказать об этом глубоком замечании?

«Наивно полагать, что реальность - это объективная величина, данная раз и навсегда. Трое людей смотрят на слона, и каждый по-своему воспринимает его размер. Таким образом, в действительности они видят трех разных слонов».

Очевидно, люди больше не осознают разницы между субъективным восприятием и объективной реальностью. Таким образом, философы вернулись к субъективизму и индивидуализму софиста Протагора. Измерение покажет, что дело в трех индивидуальных, неверных восприятиях одного и того же слона. Никогда не может быть больше одного слона.

Во все века здравый смысл не доверял спекуляциям философов, и этот врожденный инстинкт реальности (приобретенный в предыдущих воплощениях) всегда оказывался верным. Спрашивается, почему во все века философы пренебрегали здравым смыслом, который, в конце концов, является высшим чувством человека.

Тот факт, что можно отвергнуть то объективное восприятие реальности, которое монады приобрели в ходе своей эволюции через четыре природных царства, является достаточным доказательством возможности заблуждения разума.

Точно так же, как культура (литература, искусство и музыка; хотя не любого рода литературы, искусства и музыки) в наше время во всех отношениях встала на путь, ведущий к культурному разложению, то же самое верно и в отношении современной философии.

Такой мыслитель, как Бертран Рассел, сумел сохранить здравый смысл в отношении своего жизневоззрения, но этого нельзя сказать о его последователях. (Нет ничего невообразимого в том, что они могли быть перевоплощениями греческих софистов.) Они даже не знают, что такое здравый смысл, полагая, что восприятие общечеловеческого опыта неверно и не предполагая рациональности существования. Они верят, что могут построить новый способ видения (так называемую семантику, новый вид заблуждения), тем самым делая последний обман хуже первого. Это означает объявление философского разума банкротом. Философия более чем когда-либо стала дисциплиной, стремящейся объяснить то, что является самоочевидным (будучи результатом накопленного человечеством опыта), с помощью абсурда. Философия, которая первоначально была рабыней теологии, теперь стала рабыней физической науки. Бедное человечество!

Рассел, несомненно, является лучшим объектом изучения для эзотерика, желающего проиллюстрировать философско-научное мировоззрение нашего времени с его достоинствами и недостатками. Он самый подходящий и по многим другим причинам. Он продемонстрировал фиктивность мнимых знаний теологии, философии и науки, которые человечество унаследовало от своих предков на протяжении веков. Он пытался освободить людей от огромного бремени богословских догм, противоречащих разуму, и моральных табу, враждебных жизни, которые делают невозможной совместную жизнь людей без противоречий. Он показал недостатки политических идиологий нашего времени: капитализма, социализма, фашизма, марксизма. Он продемонстрировал необходимость поиска новой основы для жизневоззрения. Одним словом, он пытался добиться реформ в большинстве сфер человеческой жизни.

Влияние Рассела вполне объяснимо. Его здравый смысл в сочетании с его свободой от традиционных догм мышления во всех сферах человеческой жизни, его обширное образование, его историческая и социально-политическая ориентация, его интеллектуальная честность и страстная правдивость обеспечили ему авторитетное положение в философской и научной мысли нашего времени.

С самого детства лорду Расселу, конечно, прививали религиозные и социальные заблуждения британского общества. Но как только интеллект, подобный расселовскому, пробуждается, чтобы подвергнуть эти догмы, истинный первородный грех человечества, логическому и фактическому анализу, мало что остается от всего того, что человечество всё ещё принимает как истину. Но для этого требуется нечто большее, чем острота ума и аналитические способности. Прежде всего, это требует мужества: мужества мыслить, мужества проверять надежность, мужества сомневаться даже в том, что человек сам принял, мужества сообщать о результатах своей работы, мужества оставаться одиноким, покинутым всеми, лицом к лицу с целым миром.

Первая реакция со стороны его социального окружения, академического сообщества, образованных людей и его друзей была бурной. Позже, когда его критика ударила по политическим верованиям толпы, начались массовые беспорядки.

Подобно всем первопроходцам в джунглях иллюзий и фикций человеческого невежества, Рассел был признан виновным в святотатстве и подвергся преследованиям со стороны толпы, принадлежавшей ко всем социальным классам.

Утверждение брахманов, что более высокая социальная каста является доказательством более высокой стадии развития, не соответствует действительности. Индивиды на всех стадиях развития могут воплощаться в любой касте. Все зависит от закона жатвы, закона судьбы или от того, какую жизненную задачу человек сам себе выбрал.

В дальнейшем будут рассмотрены только два аспекта творчества Рассела: Рассел как теоретик познания и социальный философ в более широком смысле.

Это изложение взглядов Рассела дается с оговоркой. Само собой разумеется, что мыслитель, который на протяжении долгой исследовательской работы публиковал книгу за книгой, также может скорректировать своё мнение, которого придерживался ранее. Постоянно растущее понимание влечет за собой постоянные изменения. Рассел никогда не задумывался о том, противоречит ли его последняя работа тому, что он написал ранее. Таким образом, когда высказывание, сделанное в одной из его книг, подвергается критике, это не означает, что оно отражает окончательный взгляд Рассела по этому вопросу.

Рассел стремился освободить человечество от бесчисленных догм, парализующих мышление в большинстве сфер жизни, причем не только исторически сложившихся, но и современных фикций, провозглашенных великими интеллектуальными открытиями.

Сначала будет обсуждаться мировоззрение Рассела в отношении философии и науки с особой критикой соответствующих концепций.

Во второй части будут тщательно рассмотрены его взгляды на теологию, политику и общую социальную философию.

Мыслящий человек, желая получить представление о существовании, приобретает мировоззрение на внешнюю, объективную, материальную реальность и жизневоззрение на эмоциональную и ментальную жизнь, относящиеся к внутреннему, субъективному сознанию.

Сам материал знания состоит из установленных фактов. Наука объединяет их в теории и объясняет их с помощью гипотез. Теории можно разделить на исторические, логические (фактические), психологические и причинно-следственные. Теория является полной только в том случае, если установлены все факты относительно рассматриваемого предмета. Такого практически никогда не бывает. Гипотеза должна быть отвергнута, если она не может объяснить новые факты, которые могут быть добавлены. Продолжительность гипотезы была рассчитана статистически как десять лет в среднем.

Научные исследования уже заполнили целые библиотеки фактами, касающимися трех аспектов существования: реальности материи, движения и сознания. Химия, геология, астрономия и биология рассматриваются как фундаментальные науки о материи; физика - как наука о движении; психология - как наука о сознании. Остальные дисциплины могут быть распределены по этим рубрикам, за исключением истории, которая предоставляет факты о прошлом соответствующих дисциплин.

Чтобы факт был принят наукой как факт, он должен быть доступен для всех.

Наука в целом, как система знаний, представляет собой обобщением фактов, теорий и гипотез. Именно научная система обеспечивает обзор, ориентирующий в результатах исследований.

Можно сказать, что это и есть отправная точка представления ученого о реальности и о естественных исследованиях.

Рассел пришел к логике через математику. Ещё в молодости он заинтересовался взаимосвязью математики и логики, обнаружив, что геометрические аксиомы не могут быть доказаны логически. Он исследовал природу математического знания, пытаясь сделать математику синтетической наукой и в то же время придать логике характер, аналогичный характеру математики. Он пытался показать, что математика является дальнейшим развитием логики, что математика - это логика, применяемая к количественным отношениям. Сведя математику к логике, он обнаружил нерешенные противоречия в самой логике. Он полагал, что может разрешить их с помощью символической логики и логических типов (которые часто вводят в заблуждение). Он пришел к выводу, что чем больше развита логика, тем меньше она может доказать. Знание, которое дает логика, состоит в утверждении, что «если что-то истинно, то истинно и что-то другое». Это, однако, то, что было известно всегда: если предпосылки верны, то вывод, сделанный из них, также верен.

Ни логика, ни математика не являются обособленными науками, которые могут производить знание, но являются вспомогательными средствами при изучении неисчерпаемых взаимосвязей материи и энергии и при решении соответствующих задач. И логика, и математика требуют материала для работы. Без фактов полученные результаты - это просто игра с символами. При соединении логики и математики всегда существует значительный риск смешения качества и количества. Логика имеет дело с качеством, математика - с количеством.

Сначала логику переоценивали, теперь аналогичным образом переоценивают важность математики. Сущность всякого знания - это установление фактов и помещение их в правильные отношения во всё более широких взаимосвязанных контекстах.

От логики Рассел перешел к философии с её псевдопроблемами, которые никто не смог решить, поскольку никто не смог правильно сформулировать проблемы. Введенный Брэдли в философию Гегеля, Рассел вскоре обнаружил, что рассуждения этого романтика несостоятельны.

Рассел тщательно изучил историю европейской философии с её описаниями того, что стало известно историкам о размышлениях греков и римлян о существовании и его явлениях, и результатов, к которым пришли мыслители средневековья и нового времени в своих догадках.

Убедившись, что никакие умозаключения не дадут знания о реальности, Рассел столкнулся с неизбежной фундаментальной проблемой всех субъективистов: возможно ли вообще познание существования? Ему показалось, что Юм сформулировал этот вопрос наиболее ясно. Расселу не больше, чем Юму, удалось найти логическое (объективное или фактическое) доказательство существования внешнего мира. Поэтому он и оставался неизлечимым скептиком в отношении теории познания.

Исследуя элементы сознания в восприятии человеком материальной реальности, он, как и многие субъективисты до него, обнаружил, что они состоят из чувственных восприятий. Он не осознал, что это психологическая теория, уводящая нас от логического восприятия объективной реальности. Напротив, он считал свою собственную концепцию логической.

Способ, которым объект становится воспринимаемым посредством процессов, происходящих в нервных клетках и клетках мозга, может быть физиологической или психологической проблемой, но не логической. Утверждение, что «мы не видим предмет таким, каков он есть», логически неправомерно. В вопросе о том, являются ли предметы тем, чем они кажутся, понятие внешнего вида было введено неверно. Органы чувств прямо и непосредственно воспринимают физические предметы в их объективной материальности. Как субъективисты-логисты, так и субъективисты-психологисты переосмысливают опыт с помощью теорий, что логически неверно. Во все века основной тенденцией философских спекуляций было, по-видимому, никогда не «позволять этому быть этим», а пытаться сделать «это» чем-то другим (предпочтительно чем-то очень глубоким), и при этом они пренебрегали законом тождества.

Представление Рассела о неразрешимости философских проблем привело его к предположению, что мы используем слова, которые не имеют аналогов в реальности, и что философские проблемы были вызваны неправильным использованием языка. Поэтому он считал своей задачей написать новую историю философии.

В ней он, как правило, довольствуется изложением взглядов различных философов в связи со способами рассмотрения, используемыми в их времена, хотя довольно часто просвечивает его собственный скептицизм. Что же касается досократских философов, то ему, конечно, приходилось полагаться на то, что о них рассказывала историческая традиция.

Критика Расселом спекуляций новейших времен о сверхфизическом хорошо свидетельствует как о его здравом смысле, так и о его логической остроте. Это были домыслы невежества, не заслуживающие даже называться гипотезами. Такое нельзя подвергать чрезмерной критике, потому что эти фикции обладают огромной способностью выживать, постоянно препятствуя здравому смыслу и правильному восприятию реальности.

История часто оказывает нам медвежью услугу, сохраняя заблуждения прошлого таким образом, что невежественные в жизни люди продолжают принимать их как существенные элементы знания. Реальные идеи тонут во всем этом множестве фикций. Как представители мудрости, философы должны были считать себя компетентными выражать мнения обо всём и всё объяснять. Неудовлетворительные решения проблем дополнялись новыми фикциями, пока перспектива того, что человечество когда-нибудь найдет выход из лабиринта, не стала казаться всё более отдаленной.

Заслуга Рассела состоит в том, что он помог освободить человечество от ряда философских фикций, передаваемых на протяжении всей истории философии. Ещё более значимая работа в этом отношении, с более весомой аргументацией и существенной критикой, была проделана уппсальскими философами Хедваллем, Хегерстремом и Фаленом. Они указали на логическую ошибку субъективистского мышления. Они совместно пришли к пониманию, лучше всего сформулированному Хедваллем, что нерефлексивное восприятие объективным чувством объективной реальности (в противоположность реальности субъективного разума) является правильным, что большим недостатком объективного чувства, о котором следует сожалеть, является его беззащитность перед теориями субъективного разума, которые до сих пор доминируют в философской мысли. Но, конечно, они были высмеяны другими современными философами, которые хотели сохранить свои убеждения.

К сожалению, сам Рассел отошел от своего тезиса о том, что задача философии - задавать вопросы, а не отвечать на них. Он стремился решать проблемы по-своему. Он проявил большую изобретательность в замене старых фикций новыми. Подобно всем другим субъективистам, которым не хватает осознания и понимания значимости восприятия материальной реальности объективным чувством, Рассел считал, что опыт дает только субъективную, а не объективную уверенность.

Не зная, что фундаментальные концепции реальности, восходящие к доисторическим временам, были неверно истолкованы философами, он пришел к выводу, что эти концепции не соответствуют реальности.

Он пытался заменить эти вековые, научно подтвержденные концепции объективной реальности субъективными концепциями, определяемыми чувственными восприятиями. На его взгляд, концепции, которые не могут быть прослежены до чувственных восприятий, являются несостоятельными концепциями. Здесь он показал, что так и не научился видеть разницу между субъективной и объективной реальностью. Концептуальные аналитики до сих пор не поняли, что концепции реальности требуют объективного знания объективной или материальной реальности.

При чрезвычайно ограниченных знаниях нашего времени (науке удалось исследовать около одной миллионной части реальности) концептуальный анализ неизбежно приведет к распаду всех концепций реальности. Даже те из них, которые являются лишь временными вспомогательными концепциями, должны быть сохранены до тех пор, пока факты, окончательно установленные исследованием, не позволят заменить их лучшими. Однако это дело исследования, а не концептуального анализа.

Поскольку ему, как и Юму, не удалось логически доказать существование внешнего мира, он (не зная о логическом опровержении субъективизма уппсальскими философами) присоединился к критике Юмом понятия субстанции. С другой стороны, он считал, что есть основания для принятия концепции причинности, что открытие законов природы является существенным в естественных исследованиях, что законы вероятности предполагают существование ещё не открытых законов. Было бы неудивительным, если бы каузальный объективист (обладающий способностью изучать предыдущие воплощения, а не так называемый ясновидящий) обнаружил, что Протагор, Юм и Рассел были воплощениями одного и того же индивида.

Что касается познания сверхфизической реальности, то он пришел к обычному выводу, что, поскольку все объяснения философов, выдвинутые до сих пор, явно абсурдны, мы не можем ничего знать о ней. Будучи проницательным логиком, он понимал, что нельзя, конечно, отрицать существование того, о чем ничего не знаешь.

Напрасно он пытался освободить человечество от бремени философии. Это может делать только эзотерика.

Естественная наука стремится исследовать видимую, физическую реальность. Это определяет её задачу и в то же время её неизбежное ограничение. Наука - это физикализм.

Все знания должны основываться на фактах. При оценке реальной ценности мнений нужно учитывать не степень их вероятности, которая зависит от их соответствия ранее существовавшим мнениям, а те факты, на которых эти мнения основаны. Без фактов все мнения - просто фантазия. При недостаточном количестве фактов все мнения вводят в заблуждение. Остроты и глубины ума, воображения, логики и веры во всеведение святого - этого недостаточно. Но чем более непостижимо глубокой становилась философия, тем более правильными казались ученикам философов нелепости. Они благоговейно склонялись перед непостижимо гениальным и тем самым отрицали свой собственный здравый смысл, если он у них был.

Наука продвигается медленно, шаг за шагом, устанавливая факты. Эти факты обобщаются в теориях и объясняются гипотезами. И теории, и гипотезы постоянно изменяются благодаря вновь установленным фактам. Факты, теории и гипотезы соединяются в систему мышления, которая рассматривается как научная истина. Эти временно господствующие системы ориентации, которые показывают, как далеко продвинулись исследования, постоянно меняются из-за новых фактов с новыми теориями и гипотезами. Факты, которые не укладываются в господствующие системы теорий и гипотез, считаются сомнительными. Факты, которые невозможно установить методами исследования, используемыми учеными, не рассматриваются как факты. Из этого следует, что наиболее важным качеством гипотезы является не ее истинность, а ее вероятность: приемлемость для науки с её чрезвычайно ограниченной способностью объяснять.

Есть также несколько психологических препятствий для исследований. Одно из них - это почти непреодолимая трудность отказа от лелеемых фиктивных систем, приобретенных ценой большого труда. Другое препятствие заключается в том, что для ученого, слишком опережающего свое время, всегда существует значительный риск того, что академическое мнение (эта неустранимая система гильдий), отстающее от времени и относящееся скептически, а чаще всего презрительно ко всему новому, объявит его ненадежным, некритичным, ненаучным фантазером.

Естественно, что ученые показали себя способными быть такими же догматичными, фанатичными и нетерпимыми, какими были теологи в древности. Конечно, Рассел ясно осознает это стремление к власти, присущее человеческой природе. Он также боится, что после политической тирании, сменившей тиранию теологическую, мы испытаем тиранию научную, что настанет день, когда наука будет претендовать на власть регулировать всё. Медицинская наука, и не в последнюю очередь психиатрия, начала проявлять такую тенденцию. Врачи уже обладают властью отбросить законные права индивида и запереть нежелательного человека на всю оставшуюся жизнь, или освободить бандитов, чтобы они могли продолжать заниматься своим ремеслом. Против всех таких тенденций необходимы энергичные меры. Медицинская экспертиза не должна быть высшей инстанцией. С нас довольно духа гильдии. Это не дело врачей, чтобы быть судьями. То, что преступники безответственны, мы всё равно знаем.

До того как ядерная физика расколола весь догматизм, основанный на гипотезах о неразрушимости материи и энергии, большинство революционных открытий были отвергнуты как «противоречащие законам природы». С учетом того, что ещё не исследован ни один процент законов природы, эта конкретная фраза должна исчезнуть.

К сожалению, физики-ядерщики не знают, что их приборы позволили им проникнуть в физический эфирный мир.

У ученых есть все основания, как теперь видят величайшие из них, согласиться с мудрым Сократом, признавшим свое безграничное невежество. Не за горами то время, когда самоуверенность, будь то догматическая или скептическая, будет рассматриваться как свидетельство неразумности. Наука непригодна в качестве логичного мировоззрения.

Рассел начинал как математик. Он не внес никакого собственного вклада в естественные исследования. От математики он перешел к логике и там попытался помочь сориентироваться ученым, которые, будучи крайне озадачены тем, что ядерная физика разрушила фундаментальные догмы науки, даже начали сомневаться, существуют ли вообще какие-либо законы природы. Без законов космос был бы хаосом, которым он явно не является. И он доказал, что «по самой природе вещей теоретически невозможно доказать, что ряд явлений не подчиняется законам». Он утверждал, что задачей естествознания является установление законов и что требуемое знание явлений будет отсутствовать до тех пор, пока не будут найдены законы, управляющие ими.

Рассел делает всё возможное для борьбы с научным догматизмом и соглашается с тем, что короткая жизнь научных гипотез является достаточным доказательством нашего огромного невежества.

Рассел - физикалист. Тем самым он не может видеть, что первопричины процессов лежат в сверхфизическом мире. Он считает, что нельзя, конечно, высказываться о неизведанном; только то, что ещё не существует никаких фактов, приемлемых для науки, чтобы доказать существование сверхфизического мира. Для него это решает вопрос на данный момент. Его стремление как научного логика состояло в том, чтобы сформулировать логику, основанную на фактах и законах природы. Никакие объяснения не даются без эзотерики. В этом проявляется здравый смысл Рассела и его превосходное научное понимание.

Наиболее сомнительной частью критики Рассела является то, что он хочет устранить те понятия реальности, которые составляли основу научного мировоззрения. Здесь его логика терпит неудачу. Если логика не может судить о природе реальности, то она также не в состоянии судить о содержании реальности фундаментальных научных концепций. Это не аргумент, что эти концепции были неверно истолкованы философами и учеными, не обладающими знанием об этой самой реальности. Попытки Рассела заменить фундаментальные концепции своими собственными построениями, по-видимому, ведут лишь ещё дальше от реальности.

Тривиальное положение Рассела о том, что материя - это не то, чем кажется, - это очень старая «мудрость», но всё равно несостоятельная. Материя - это всегда то, чем она кажется, но вдобавок нечто совершенно иное и неизмеримо большее того, о чем могут мечтать философы и ученые.

Тот факт, что теория познания, проблема возможности познания, вопрос о том, знает ли человек то, что он знает (что показывает, что он не знает), была центральной проблемой, занимавшей западных философов в течение почти трех столетий, бесконечно типичен для ментальной дезориентации Запада.

Вот что происходит, когда в течение двух тысяч лет люди принимают всевозможные суеверия и теологические нелепости за истину или знание реальности. В результате сам принцип разума, рассудительность, инстинкт реальности стали настолько доведены до идиотизма, что не могут быть использованы. Если это будет продолжаться и дальше, то даже логический закон тождества будет поставлен под сомнение. Логика будет использована для разрушения логики.

Рассел очень хорошо понимает, что ни теология, ни философия, ни наука не предоставили разумного объяснения существования. Он часто сомневался, сможет ли человек когда-нибудь решить эту проблему.

Для Рассела, как и для других философов и ученых, «видимая» реальность - это единственно существующая реальность.

Теперь теологи а-ля Андерс Нюгрен верят в то же самое. Они верят, что «душа» (по- видимому, то же самое, что и сознание мозга) умирает вместе с телом и что в судный день бог создаст новую землю, на которой человечество будет жить, и восстановит всё, что когда-то было. Таким образом, западные люди являются физикалистами.

Рассел, как и все остальные субъективисты, должен быть тем, кем они являются: физическими существами в физическом мире. Но они делают всё возможное, чтобы усомниться в этом факте, мобилизуют все аргументы логики и психологии, чтобы доказать, что реальность не реальна. Попытка объяснить внешнюю, объективную, материальную реальность чувственными восприятиями характерна для современных субъективистов, независимо от того, называют ли они себя психологами или логиками.

Если вы лишаете человека понятий, вы лишаете его способности понимать. Если вы лишите человека понимания реальности материи, движения, энергии, развития и т.д., вы сумеете ещё больше одурманить человечество, окончательно уничтожить его способность воспринимать реальность.

Сомневаться в существовании внешнего мира или в том, что мы можем воспринимать его таким, каков он есть в данной нам физической реальности, - значит сомневаться в собственном здравом смысле и во всяком правильном восприятии реальности.

Тот факт, что существуют сверхфизические материальные миры, в которых мы воспринимаем материальную реальность по-разному, несколько всё более высоких агрегатных состояний космической материи, отнюдь не опровергает физического восприятия реальности, единственно правильного в физическом мире.

Чтобы быть в состоянии судить о правильности представлений о реальности, нужно обладать знанием реальности и знанием структуры материи и природы энергии, которые совершенно отличаются от знаний современной науки. Это фундамент, которого философам всегда недоставало, и, кажется, они всё больше пытаются его избежать. Вот почему стремление современных концептуальных аналитиков заменить старые фикции новыми, ещё более дезориентирующими фикциями - это просто новая форма фикционализма.

Весьма прискорбно, что Рассел так и не ознакомился с богатой современной индийской литературой по йоге, литературой, изданной на английском языке. Это досадный недостаток в оснащении тех, кто собирается критически относиться к проблемам философии.

Если бы, кроме того, у него была возможность изучить древние пифагорейские рукописи, его комментарии о Пифагоре были бы совсем другими. К сожалению, ему приходилось полагаться на то, что современные учебники по истории философии говорят о гилозоике и досократовских философах. Не понимая мировоззрения этих мыслителей, неизбежно неверно истолкуешь их преемников - Платона, Аристотеля и т.д., как свидетельствует обращение с ними Рассела.

В образовании самых ученых экзотериков нашего времени очень многого не хватает. Остается надеяться, что весьма обширная эзотерическая литература вскоре станет доступной и непосвященным, разумеется, только в тех её частях, которые могли бы послужить основой для точного восприятия реальности. Это поставило бы европейскую философию в истинном свете и показало бы её как тот фикционализм, которым она всегда была и, в противном случае, продолжит оставаться.

Наука совершенно не знает реального состава материи. Она не знает того факта, что «первопричины» физических процессов лежат в сверхфизическом мире.

На самом деле слово «сверхфизическое» вводит в заблуждение, поскольку физическая материя состоит из шести молекулярных видов (состояний агрегации), три высших из которых науке неизвестны.

Есть слабая надежда, что философы и ученые смогут пробудиться, чтобы увидеть необходимость для них приобрести способность исследовать высшие миры. Возможно, следующие примеры заставят их немного задуматься над этим.

Ядерная физика занимается расщеплением «химического атома». Это в действительности эфирная молекула, которая сама по себе содержит сорок девять различных слоев материи.

Когда метеорологи придут к пониманию того, что физические эфирно- молекулярные виды материи являются истинными причинами метеорологических явлений, у них появится по крайней мере некоторая перспектива начать поиск недостающих, неизвестных факторов.

Когда врачи увидят, что большинство причин болезней следует искать в физической эфирно-материальной оболочке организма, медицинские исследования пойдут по совершенно новым путям.

Когда философы обретут знание о трех аспектах реальности, они будут в состоянии мыслить в соответствии с реальностью и находить решение ряда иначе неразрешимых проблем.

Философам ещё не удалось решить основную проблему существования: триединство, три равноценных, нераздельных аспекта бытия. Со времен греческих софистов во всей истории философии господствовало субъективистское мировоззрение. Когда же философы поймут, что «мысли - это вещи», «мысли - это энергия», явления материальной энергии, что все проявления сознания имеют свои материальные аналоги? До тех пор, пока они не установят это, не может быть конца философскому фикционализму, бесконечной мании спекуляции жизненным невежеством.

Хотя концепция реальности Рассела несостоятельна, как и вся остальная философия, его концепция права с её благородным пониманием истинно человеческих отношений согласуется со знанием смысла и цели жизни. Постоянно замечается, что те, кто достиг стадии гуманности, не нуждаются в эзотерическом знании сверхфизического, чтобы вести разумную, целесообразную и счастливую жизнь. Их подсознательный инстинкт позволяет им видеть насквозь эмоциональные иллюзии, господствующие над человечеством, и сопутствующие им ментальные фикции, видеть, что те учения, которые до сих пор претендовали на то, чтобы быть основанными на сверхфизическом, из-за идиотизации ими здравого смысла были величайшими препятствиями для развития сознания. Сколько времени пройдет, прежде чем их латентное понимание даст о себе знать и в мировоззрении, и человечество увидит извращенность всякой спекуляции?

Наша задача состоит в том, чтобы исследовать физический мир (но не высшие миры, пока мы не приобретем высшее чувство), а также получить опыт и приобрести качества и способности, возможные в физическом мире, чтобы сделать нашу физическую жизнь как можно лучше. Рассел, как и все, кто достиг стадий культуры и гуманности, подчеркивал, что в отношении ко всем людям главное - всеобщая добрая воля и правильные человеческие отношения. Мы должны научиться отбрасывать все предлоги для разногласий, не только терпеть, но и радоваться индивидуальным (и самостоятельным!) взглядам всех как доказательству их собственной рассудительности на своем уровне. Это совершенно отличается от того, чего достигло религиозное сектантство со своими фанатизмом, морализмом, нетерпимостью, критикой и осуждением, которое, напротив, во многом способствовало отравлению человеческой частной и общинной жизни.

Отдельные люди сумели решить самые важные для себя жизненные проблемы благодаря приобретенным ими нужным качествам и способностям. Но человечеству ещё предстоит пройти долгий путь и, строго говоря, ему не удалось решить ни одной из своих многочисленных жизненных проблем. Люди наследуют свои иллюзии и фикции и никогда не задумываются о том, чтобы оценить реальное содержание и жизненную ценность (важность для жизни) этих фикций. Это было обвинение столь же ужасное, сколь и оправданное, которое Гете бросил кажущейся непоправимой обломовщине: «Подобно вечной болезни, законы и права передаются по наследству». И швед Тегнер мог бы добавить свое: «Когда-то нашим отечеством было только варварство». Это можно сказать обо всех нациях.

Очевидно, что представитель культуры такого уровня, как Рассел, должен обнаружить многое из остаточного варварства в нашей хваленой цивилизации. Тем более яростными были его нападки на леность, инертность, трусость, отвращение к реформам, необходимость которых очевидна.

Прискорбным результатом этого слепого к жизни эгоизма стало то, что идеи реформ, сформулированные идеалистами, подхватили некомпетентные демагоги, которые, апеллируя к извечным притязаниям общественной зависти на новые, но отнюдь не меньшие несправедливости, своим бездумным планированием и опрометчивыми реформами сумели погубить всё ценное, что иначе можно было бы спасти от разрушения.

Критика Расселом традиционных взглядов и бесчеловечных условий, а также ошибок современных диктатур и демократий вызвала, как всегда, возмущенные протесты. Это привело его к тюремному заключению, увольнению со своего поста и потере друзей. Представителям всех слоев общества всегда приходилось выражать свою ненависть, не подозревая, что они разоблачают себя. Расселу в значительной мере довелось испытать то удивление, которое многие люди испытывали перед человеческой слепотой, неспособностью видеть, даже нежеланием видеть, разумность оправданной критики. Ницше считал, что это часть человеческой природы - относиться к своим привычкам (включая образ мыслей) в тысячу раз серьезнее, чем даже к своим интересам, что можно наблюдать ежедневно. Этот вопрос должен быть более тщательно изучен теми педагогами, которые односторонне подчеркивают важность «хороших привычек».

Похоже, что пройдет ещё некоторое время, прежде чем люди увидят, что идеи относительны и что истинная ценность идеи проявляется только тогда, когда она помещена в свой правильный контекст.

В большинстве идей есть что-то рациональное, но это подавляется абсолютизацией. Существует относительное оправдание различным политическим идиологиям, различным религиям, взглядам различных коллективов. Есть что-то правильное в интроспективном субъективизме, бихевиоризме, витализме и в других психологических взглядах. Чего не хватает, так это той перспективы, которая покажет относительную обоснованность этих взглядов.

Рассел - один из тех, кто искал требуемые перспективы для необходимого синтеза.

Теология относится к области субъективного сознания, а её догмы - к сверхфизическому. Религия - это такое чувство, влечение, которое не нуждается в разуме или, во всяком случае, ослабляется, если оно заключено в несостоятельные понятия разума.

Тот, кто, подобно Расселу, знает на собственном опыте обманчивость чистой субъективности, кто исследовал в истории то, что называлось религиозными истинами, кто убедился, что нет такого абсурда, который не был бы принят в то или иное время, что то, что благородство и здравый смысл должны считать сатанинским, всё ещё проповедуется, от того нельзя ожидать снисходительности в его окончательном суждении о таких заблуждениях.

История убедительно доказала и наше собственное время продемонстрировало, что общая рассудительность человечества не больше, чем то, что людей можно заставить поверить во что угодно. Что же это такое, что до сих пор считается «истинным, неподдельным словом божьим»? Это: еврейский Ветхий Завет и бумажные папы двух еврейских сект: христианский Новый Завет и мусульманский Коран. Будда ясно дал понять, что нет священных писаний, есть только те, которые невежество называет священными. И планетарная иерархия гарантирует, что не будет никаких «священных писаний»: «Мы далеки от мысли создать новую иерархию для будущего угнетения мира, находящегося под властью духовенства».

Рассел говорит о себе, что он не знает, следует ли ему называть себя атеистом или агностиком. Но он должен был бы согласиться с высказыванием Шефтсбери о том, что «умные люди на самом деле исповедуют только одну религию», одну истинную религию, религию мудрости и любви - религию здравого смысла. Несмотря на то, что эта религия всегда имела своих представителей во всех сектах, никогда не было секты, которая имела бы право заявлять то же самое.

В исторические времена эти секты отличались нетерпимостью, фанатизмом и манией преследования, с религиозными войнами, убийствами, пытками и сожжением на костре - всё это во славу бога. Они по-прежнему провозглашают доктрины, враждебные жизни и знанию, которые противоречат божественной любви, здравому смыслу и фактам, окончательно установленными исследованиями. Если бы церковь вновь обрела ту власть, которой обладала когда-то, мы бы вновь пережили эти ужасные времена.

Очевидно, что, критикуя догмы теологии, Рассел проявил несвойственную ему сдержанность. В основном он довольствовался тщательным изучением некоторых из бесчисленных суеверий, в которых в прошлые дни считалось безбожным сомневаться.

Что же касается понятия греха, на котором зиждется вся теологическая догматическая система, реальной основы церковной власти, благодаря которой церковь смогла сохранить свою железную хватку над умами людей, то Рассел довольствовался веселым сарказмом. Природа, не похожая на его холодный интеллект, возможно, дала бы жестокое проявление негодованию, которое каждый благородный ум должен испытывать по поводу сатанинской лжи о «грехе как преступлении против бесконечного существа, которое требует бесконечного наказания в вечном аду» - это ужасное богохульство из ненависти к божественности всего сущего. Более того, теологи придумали поддержку этому сатанизму в виде столь же богохульной догмы ненависти, догмы «божьей карающей праведности».

После этой ужасной лжи полезно вспомнить учение Будды и Христа о законе посева и жатвы. Это означает, что ошибки, которые мы совершили из-за нашего невежества и неспособности в отношении законов природы и жизни, являются причинами, следствия которых нам придется испытать, а также являются способами, которыми мы усваиваем необходимые уроки жизни.

Рассел указывает, что в борьбе, продолжавшейся со времен Коперника и Галилея, наука всегда побеждала, опровергая одну теологическую нелепость за другой. Он не сомневается, что в конце концов церковь будет вынуждена отказаться от своей догмы о непогрешимом авторитете Библии, этой книги легенд, ненавистных учений и абсурдов. Это также отрадный признак времени, что всё больше людей приобретают достаточную и самостоятельную рассудительность, чтобы осмелиться усомниться в этих комплексах, привитых почти неискоренимо в детстве, ужасающего, гневного, злобного, мстительного бога, который из-за своего качества ненависти и самоправедности, не может простить человечество иначе, как дать ему убить своего единственного сына. Это злодеяние, несомненно, должно быть худшим из всех.

Рассел тщательно исследовал ряд суеверий, которые теологи проповедовали на протяжении столетий и которые, хотя и после долгой борьбы с разумом и наукой, они были вынуждены держать при себе.

Однако, по-видимому, Рассел слишком оптимистичен в отношении результатов критики и борьбы науки и здравого смысла. Информация сама по себе не принесет большого эффекта, если люди не думают, что смогут извлечь из нее личную выгоду. Кроме того, это факт, что на нынешней стадии своего развития человечество в отношении эмоциональной жизни всё ещё находится в сферах отталкивающих эмоций. На этой стадии разум имеет второстепенное значение и часто действительно является источником беспокойства. Эти люди принимают свои эмоции за свое истинное существо. А эмоциональный мир с его ненавистью (48:5-7) и любовью (48:2-4) - это мир религии. Эмоциональность оживляет, дает жизнь и силу. Ненависть - это эликсир жизни человечества.

По-видимому, оптимизм Рассела был основан на историческом опыте, согласно которому постоянно растущая потребность человека в «большем свете» и его стремление к нему всегда будут удовлетворены.

Кроме того, Рассел указал, что термины «мораль» (от латинского) и «этика» (от греческого) из-за невежественного употребления слов потеряли свой истинный смысл представления о праве и проблемах социальной жизни.

Шопенгауэр был первым, кто показал, что до сих пор ни один философ не преуспел в превращении морали в науку или в установлении каких-либо состоятельных оснований для утверждения о существовании абсолютных или объективных норм. Его ученик Ницше пошел ещё дальше, заявив, что традиционные моральные способы рассмотрения бесполезны в жизни, если не сказать враждебны ей.

Это было окончательное освобождение морали от моральной теологии, и наконец она стала предметом публичного обсуждения. Ряд мыслителей объяснял субъективность морали (концепция права определяется уровнем развития), а не её иллюзорность, как это объясняли пророки лжемудрости. Хегерстрем показал, что нельзя говорить об этической науке, а только об истории этики.

Никто не оспаривал того, что определенные правила (общественные законы) необходимы для того, чтобы люди могли жить вместе без противоречий, и что без них была бы война всех против всех и упорядоченное общество было бы невозможно; такие правила, как не убивать, не воровать, не обманывать, не клеветать и т.д. Простейшим из них является извечное правило взаимности: относитесь к другим так, как вы хотите, чтобы они относились к вам. Эзотерик выявляет фатальные ошибки относительно законов свободы и единства.

Критика не была направлена против этих самоочевидных идей. Есть философы- моралисты, которые даже не видели этого! Она была направлена против множества табу и произвольных условностей, лишенных разумного смысла, которые усилили всеобщее недоумение, затруднили совместную жизнь людей и усилили, казалось бы, неискоренимую ненависть с её вечным проклятием и осуждением. Беспомощно ослепленные собой, моралисты не замечают ни лицемерия, ни ненависти.

Изучение основ представления о добре и зле показывает, что они зависят от индивидуального представления о смысле и цели жизни. Это всегда дело индивида, согласится ли он с каким-либо из многочисленных коллективных представлений или займет ли он свою собственную позицию. Пока человечеству не удастся решить проблемы существования, мы не сможем надеяться на единое представление о наилучшем способе реализации смысла жизни. До тех пор всегда будут существовать различные представления о том, что правильно и что неправильно в политическом, социальном и культурном, а также в общем жизненном смысле, и значительная опасность того, что возникающие антагонизмы отравляют умы людей, затрудняют понимание и противодействуют разумным человеческим отношениям.

Результатом всех этих традиционных, бесцельных запретов является общепринятый культ видимости, враждебность к жизни которого моралисты, по-видимому, совершенно не в состоянии осознать. Они разделяют лицемерие и цинично осуждают тех, кто отказывается делать фетиш из так называемого приличия. Именно против всего этого лицемерия, этого непоправимого культа лжи, который Рассел считал самой труднодоступной причиной зла, он направил свою уничтожающую сатиру. Стоит отметить, что единственное, что осуждал Иешу - это лицемерие, фарисейство и морализм. Абсолютная честность в своем отношении к условностям лицемерия была для Рассела делом совести, и это стоило ему большинства его друзей. Ничего не поделаешь, если «весь мир был против него». Именно этого и должен ожидать каждый первопроходец. Высказывание Шопенгауэра о том, что то, каковым индивид себя знает, имеет большее значение для его счастья, чем то, кем он считается, применимо к самостоятельным натурам. То, что некоторых это раздражало, было их собственной виной. К тому же, на нынешней стадии развития человечества справедливая оценка других людей абсолютно исключена. Люди не знают даже самых простых предпосылок оценки.

Что касается отношения индивида к самому себе, то Рассел видел, что от воспитания в значительной степени зависит, удастся ли человеку растворить все негативные, тормозящие комплексы оценок, комплексы мнений, комплексы привычек (если упомянуть лишь некоторые из них), которые навязывает нам жизнь. Позитивные, способствующие жизни комплексы не связаны со столь же трудными проблемами.

То, что Рассел говорит по этому поводу, свидетельствует о его здравом смысле, свободе от предрассудков, доброй воле, терпимости, гуманности и юморе - группе качеств, которые редко встречаются. Также редко божественное право индивида на свободу было столь блестяще проиллюстрировано: его право думать, чувствовать, говорить и делать то, что он считает нужным, в рамках равного права всех на ту же самую неприкосновенную свободу. Эта свобода имеет фундаментальное значение для счастливой личной жизни и, следовательно, для счастливого общества. Она противоположна той примитивности, которая под свободой понимает право на своеволие и произвол, жестокость и презрение к праву других.

Как социальные существа, мы должны выбирать между уважением равного права всех или согласием на войну всех против всех.

Многие жизненные проблемы, которые Рассел пытался прояснить с помощью чрезвычайно разумных, всегда достойных внимания мнений, включают в себя политические, социальные и педагогические проблемы.

Его взгляды на вопросы брака, секса, контроля рождаемости и т.д. демонстрируют свободу от предрассудков, исходящую от профессора, лорда и т.д., что должно шокировать моралистов.

В государственном управлении выдвижение кандидатов на высшие посты обычно осуществляется в соответствии с оригинальным, согласно которому, кому бог дает должность, тому он даст и способность исполнять её. И мы знаем, как это выглядит.

Что же касается появления детей на свет, то общественное мнение, как всегда бездумное, казалось бы, считает, что тем, кому бог дает детей, он также даст способность заботиться о них и воспитывать их. Кажется несправедливым возлагать всю вину на божество. Слишком лениво просить бога сделать то, что мы должны сделать сами.

Когда люди подхватывают новую идею, она очень скоро становится неузнаваемой. Один профессор написал что-то о комплексах, и сразу все «психологи» поняли, что это такое. Это был комплекс неполноценности и самая опасная из всех опасных вещей. Ни один профессор ничего не говорил о воспитании комплекса превосходства, комплекса своеволия, комплекса произвола, комплекса безжалостности, комплекса беззакония, поэтому никто из умных экспертов ничего не знал об этом.

По собственному опыту Рассел согласен с мнением, что воспитание ребенка должно быть завершено до достижения им одного года и в любом случае до достижения им трех лет. В этот период у ребенка не могут развиться другие комплексы, кроме комплекса самоутверждения. Лечение невероятно простое, но непрактичное для неразборчивых в сентиментальности людей: ребенок ни в коем случае не должен поступать по-своему. Кроме этой непоколебимой твердости, ребенок нуждается в доброте, нежности и заботе. Однако ребенок никогда не должен чувствовать, что он является предметом всеобщего интереса к своей важной персоне.

Задача образования - дать знания и навыки. Желаемые знания включают в себя то, что позволяет понять физический мир и физическую жизнь, как она есть сегодня: природу и то, как она устроена, человечество с его расами и нациями, общество с его институтами и функциями, всё, что необходимо людям, чтобы жить вместе без конфликтов. Изучение того, как всё это произошло, дает перспективы развития, понимание того факта, что вся жизнь - это перемены.

Исследование устанавливает факты и приводит их в научную систему. Подходящий метод обучения противоположен этому. Он исходит из ориентирующего обзора системы и тем самым выясняет важность фактов. Перегрузка памяти фактами, которые легко доступны в справочниках, противодействует общему взгляду, ясности, смыслу и, следовательно, пониманию; ибо понимание идет от общего к частному. Задача школы - обучать принципам, методам и системам, а также только тому количеству фактов, которое необходимо для их понимания. Это облегчает приобретение перспективного сознания.

К сожалению, высшее образование оставляет без внимания психологические проблемы жизни. И всё же они имеют огромное значение. Большинство людей беспомощно предоставлены самим себе в решении своих жизненных проблем, сталкиваясь с конфликтами между врожденными и подсознательными жизненными инстинктами и стремлением бодрствующего сознания сориентироваться. В наше время этот конфликт привел к увеличению числа неврозов. Не каждый способен решить эти проблемы и найти свой собственный выход из лабиринта, как это успешно сделал Рассел. Конфликт часто усугубляется «борьбой за души» конкурирующих идиологий, особенно когда это приводит к напряженности в отношениях с родственниками, друзьями и окружением. Люди, которые, возможно, и не подозревая об этом, достигли высокого уровня культуры и гуманности, считают большую часть этого извращением, воспринимаются другими и, в конце концов, самими собой как странные и непригодные для жизни чудаки и возлагают вину за это на самих себя.

Желательные навыки также включают знание международного культурного языка. В большинстве случаев этого достаточно для всех, кто не занимается филологией или историческими исследованиями. Рассел полностью разделяет распространенное мнение о том, что латынь и греческий вовсе не так важны, как считалось до сих пор. Их изучение не только перегружает память, но и приводит к огромной потере самых важных лет жизни. Изучение этих языков не приводит к реальному пониманию соответствующей литературы. Большая часть заученного забывается через несколько лет. Более того, вся эта литература уже переведена на все культурные языки лучшими переводчиками, чем те, которые обучались в школе. И, наконец, понимание жизни, которое дала нам эта литература, уже было усвоено более поздними культурами в течение пары столетий. Думать самому лучше, чем цитировать. «Классические» метафоры, встречающиеся в литературе, могут быть собраны и объяснены в специальной книге «Живая латынь».

То же самое в целом относится и к обязательному изучению других мертвых языков. Насколько духовенство способно читать текст Ветхого Завета без знаков препинания? Им вполне достаточно дать описание невокализованной письменности и сообщить, что ученые люди всегда будут спорить о том, какие гласные являются правильными. Может ли историк религий лучше интерпретировать символику санскритских текстов, чем искусные востоковеды с их попытками перевода, помимо интерпретации, о которой спорят самые ученые индийцы и над которой эзотерики, знающие санскрит, могут только смеяться? С таким обучением человек приобретет очевидное знание о самомнении и возможность произвести впечатление на неискушенных.

Книги Рассела изобилуют высказываниями, которые мгновенно проливают свет на проблемы такого рода. Остается только пожелать, чтобы их читали все, кто хочет расширить свой кругозор и углубить свое понимание жизни. Без преувеличения можно сказать, что они являются частью современного общего образования в вопросах жизневоззрения.

Так же, как диктатура - это проблема власти, демократия - это проблема свободы.

Никто до сих пор не смог удовлетворительно объяснить, что такое свобода, как она возможна, как её достичь, как её сохранить. До сих пор не было ясно, что свобода и власть - это одно и то же. Что их отличает, так это границы свободы и власти. Свобода воспринималась как право быть хозяином самого себя, а власть - как право быть хозяином других.

Свобода требует не только права быть самим собой, но и способности быть им. «Знание - сила», если оно дает способность. К сожалению, есть способность без знания, и именно эта способность злоупотребляет властью.

Свобода - это право индивида мыслить, чувствовать, говорить и делать то, что он считает нужным, в пределах равного права для всех. Злоупотребление свободой часто приводит к диктатуре. Свобода требует, чтобы каждый признавал эти границы, чтобы каждый знал эти пределы, чтобы каждый был способен их соблюдать. Знают ли люди об этом? Могут ли они это сделать, не имея власти над собой?

Свобода по-прежнему остается нерешенной проблемой. Вопрос в том, может ли она быть решена на нынешней стадии развития человечества.

Существует множество проблем, связанных с проблемой демократии, все они не решены, некоторые из них неразрешимы. Среди нерешенных проблем - права меньшинств, ограничение злоупотреблений властью, предотвращение принятия безмозглых законов.

В дальнейшем будет кратко показано, что демократия - это псевдопроблема, поскольку не может быть бесклассового общества и совершенной справедливости. И это потому, что кажущаяся несправедливость природы делает это невозможным.

Проблема справедливости и проблема социальных классов тесно связаны.

Равенство и принцип равной оплаты являются частью справедливости. Из принципа равной оплаты (равная оплата за эквивалентный труд) следует: различная оплата за различную работу, большая оплата за больший объем работы, больше преимуществ за большую способность служить обществу, больше прав за больше обязанностей. Как к этому относится социальная зависть?

Требование «равенства» во французской революции означало только: упразднение всех сословных привилегий (преобладающих социальных и политических, всеобще считавшихся несправедливыми), равенство перед законом, право быть судимым только по способностям.

Но никогда не было и речи о том, чтобы все имели одинаковое социальное, политическое и т.д. влияние.

Неравенство природы состоит в различиях в способности постигать, осознавать, понимать, приобретать знания, в различиях в таланте и способности работать. Никакое образование не может заменить врожденные способности, талант, гениальность.

Самое большее, чего можно достичь, - это уважение к каждому как к человеку. Нам ещё предстоит пройти долгий путь, прежде чем мы достигнем условий всеобщего братства. Нам придется довольствоваться тем, что нам удастся реализовать всеобщую добрую волю по отношению ко всем без исключения и наладить правильные человеческие отношения.

Общее злоупотребление словом «справедливость» ясно показывает, что люди не знают, о чем они говорят. Люди просто никогда не смогут этого понять. Это также ясно из утверждения, что жизнь несправедлива.

Не может быть бесклассового общества. Чтобы это понять, достаточно обладать элементарным интеллектом. Даже Россия и Югославия вынуждены были признать это на практике.

Принадлежность к классу - это естественный порядок вещей. Она определяется качествами и способностями индивида, его компетентностью, умением и масштабом, совершенно независимо от его возможностей воспитания и образования.

Именно на это неравенство намекал Платон, которого до сих пор совершенно не понимали, когда он описывал свою идеальную республику с ее социальными классами. Именно это неравенство ясно видел Руссо, когда сказал, что истинная демократия невозможна.

В государстве и обществе со всеми их организациями должны быть начальники и подчиненные, сгруппированные по способностям, и в этом заключаются классовые различия.

В государстве, управляемом разумно, все, имеющие равные знания и понимание проблем государства, общества, экономики и наднациональных вопросов, должны обладать равным политическим влиянием.

Катастрофой было то, что избирательные права с самого начала были поставлены в зависимость от экономики. Эта несправедливость должна быть устранена. Вместо этого следовало бы ввести специальные экзамены на право голоса (при школе для избирателей) и право быть избранным. Абсурдно, что даже самые невежественные люди, которые могут голосовать только так, как им внушают, должны обладать такой же властью, как и другие. В результате получается демагогия, а не демократия.

Очевидно, что Рассел остро осознавал эти проблемы.

С демократией дело обстоит так же, как и с другими политическими идеологиями. В каждой из них есть что-то рациональное. И именно синтез соответствующих идей создаст настоящую идеологию, которая когда-нибудь в будущем создаст разумное государство.

Проблема диктатуры - это проблема власти. Книга Рассела «Власть» - это блестящее историко-политико-социолого-психологическое исследование, свидетельствующее о его большой начитанности, понимании психологии и аналитических способностях.

Как ни странно, проблема власти, столь жизненно важная для человечества, привлекла к себе мало внимания. Рассел с присущей ему проницательностью выявил злоупотребления стремлением к власти в большинстве человеческих отношений.

Он с полным правом утверждает, что «из бесконечных желаний человека главными являются властолюбие и честолюбие». Он также ясно видит, что «только осознавая, что властолюбие является причиной деятельности, имеющей важное значение в социальных вопросах, можно правильно истолковать историю, будь то древнюю или современную». Он прилагает все усилия, чтобы доказать, что «фундаментальным понятием в социальной науке является власть, в том же смысле, в котором энергия является фундаментальным понятием в физике. Подобно энергии, власть имеет множество форм...” и “законы социальной динамики - это законы, которые могут быть сформулированы только в терминах власти, а не в терминах той или иной формы власти”.

Проблема власти включает в себя не только основные побуждения индивидов, но и различные виды организаций (государство, общество, политические партии и ассоциации в их бесконечном разнообразии) и, что немаловажно, власть иллюзий и фикций.

В восемнадцати главах Рассел анализирует различные формы власти, философию власти, этику власти, моральные нормы и, наконец, различные меры, которые могут быть предусмотрены для предотвращения злоупотребления властью. После прочтения этой книги ни у кого не могло бы возникнуть сомнений в том, что такие меры необходимы, если бы он не видел этого раньше.

Полагать, что безответственная власть чудесным образом освободится от дурных качеств всей деспотичной власти прошлого только потому, что она называется социалистической или коммунистической, - это просто детская психология».

В заключительной главе он пытается решить проблему «обеспечения того, чтобы правительство было менее страшным, чем тигры». Он рассматривает проблему в четырех разделах, посвященных политическим, экономическим, пропагандистским и психолого-педагогическим условиям.

Неясно, действительно ли Рассел верит в возможность предотвращения злоупотребления властью. Время покажет, можно ли решить эту проблему до того, как хотя бы значительное, решительное меньшинство человечества достигнет стадии культуры. Большинство из них всё ещё находится на стадии варварства или близко к ней.

Любая власть подразумевает злоупотребление властью, в лучшем случае из-за жизненного невежества. Таким образом, идеал никогда не будет достигнут. Но степень злоупотребления будет наименьшей, когда люди поймут, что власть совпадает и со свободой, и с законом (без закона нет свободы), когда власть используется прежде всего для защиты свободы.

Рассел не является сторонником нереалистичного государственного социализма, который, даже в лучшем случае, будет препятствовать частной инициативе. У человека никогда не будет права голоса. Когда работодателем является государство, его нельзя заставить пойти на уступки с помощью забастовок и т.д., как это имеет место в случае с частным работодателем.

В социалистическом государстве ни один писатель, выражающий взгляды, которые не нравятся правителям, не будет опубликован. Изобретатель с кажущейся невозможной идеей, как и все революционные идеи, не получит поддержки.

Социалистическое государство не потерпит никакой оппозиции, никакой свободы выражения мнений, никакой свободной прессы. И кто будет решать, что будет думать отдельный человек?

При обсуждении политики в целом Рассел делает примечательное замечание, безнадежно, конечно, что политические проблемы слишком важны, чтобы их можно было решать в рамках какой-либо партии.

Из всех политико-экономических систем Рассел предпочитает синдикализм: все, кто работает на предприятии, должны владеть им совместно как интеллектуальные работники, так и рабочие.

Многое связано с тайнами социалистической софистики, например:

Только рабочие, имеющие высокооплачиваемую работу и короткий рабочий день, имеют право на почетное звание рабочего, но не обучающиеся интеллектуальные работники, которые проводят неограниченное количество неоплачиваемых часов. Когда люди осознают, что лучше быть рабочим, то вскоре возникнет нехватка научных работников, ученых, учителей и т.д. Если школьные учителя не будут иметь никаких прав против бандитской мелюзги, никто не захочет преподавать в школах. Это уже проблема в США, но не в России.

Люди не могут понять, что необоснованные требования заработной платы вскоре сделают невозможным любое частное предпринимательство.

Тех, кто, подвергаясь большому риску, переживая и подвергаясь разорительным налогам, все же помогают обеспечивать свою страну и поддерживать ее культуру, называют "кровопийцами".

Чиновники попустительствуют всякого рода неисправимости, произволу, своеволию, беззаконию и мешают честным людям в большинстве дел.

Никто не понимает тех, кто задается вопросом, является ли диктатура единственным способом образумить людей.

Социалисты считают, что право собственности является ключом ко всем проблемам, упуская из виду главное - право свободного распоряжения, которое дает ещё большую власть. Если бы те, кто правит Россией, владели вещами, то их власть действительно была бы намного меньше, чем сейчас.

Социал-демократы носят фальшивый ярлык. Демократ не может быть социалистом, а социалист - не может быть демократом.

Пророка русского коммунизма, немца Карла Маркса, Рассел отвергает довольно кратко. Он не считал нужным тратить время на опровержение этой примитивной физикалистской концепции истории, абсурдной социологии и гротескной политико-экономической теории. Он ясно видел извращенность всей этой пропаганды ненависти, которая соответствует эмоциональному мышлению низшей эмоциональной стадии, удовлетворяя соответствующие потребности иллюзий: зависть и другие проявления ненависти.

Вопрос, однако, в том, не стоит ли изучить связанные с иллюзионизмом и фикционализмом психологические аспекты. В любом случае, это подтверждает высказывание Платона о том, что «идеи правят миром».

То, что этот самоочевидный факт не получил всеобщего признания, является таким же хорошим показателем современного интеллектуального уровня, как и любой другой. Какие невыразимые страдания пришлось перенести человечеству из-за религиозных и нравственных идей! Чего стоят нам сегодня идеи безумного национализма! Когда идеи приводят в действие движущую силу эмоций, они побуждают к действию. Когда эмоции пробуждаются на более низкой эмоциональной стадии (стадии отталкивания), результатом являются поступки, основанные на ненависти. Но главное, чтобы мы осознали, что безумие - это безумные идеи, что идея - это первоначальный импульс. И именно поэтому невежество - корень зла.

Завоевания марксизма опровергают гипотезу самого Маркса о том, что у человека есть только физические потребности. Даже на самой низкой стадии развития он нуждается в эмоциональных иллюзиях и ментальных фикциях. Их сила часто превосходит физические потребности. Одно из доказательств этого, в частности, - русский народ.

Что касается иллюзии «диктатуры советского пролетариата», то Рассел довольствуется лаконичным замечанием, что под этим, очевидно, подразумевается коммунистическая партия. Это чудовищно, что рабочие во многих странах поддаются обману очевидной лжи большевистской агитации, закрывая глаза на новое рабство, которое лишило рабочих их человеческих прав. Человечество не продвинулось дальше, чем к тому, что Россией и Китаем правят бандиты.

Советскую систему обличает отчасти её бесчеловечность, её варварское презрение к божественному праву индивида на неприкосновенность, отчасти её тирания общественного мнения. Это чистая пародия, что этой силе позволено принимать участие в работе Организации Объединенных Наций на благо человечества только для того, чтобы разрушить саму эту работу. Эта сила более страшная, чем католическая церковь в средние века. Цель этой силы - стереть с лица земли все нации, сделать всех людей рабами физически и духовно, и своими сатанинскими методами попытаться задушить всякое стремление найти и провозгласить истину.

(Примечание переводчика: Текст написан в 1950 г.)